Непосредственные причины мирового финансового кризиса ясны - это выпуск финансистами США огромных, - и ничем не обеспеченных, - масс долларов и разнообразных финансовых деривативов. Возникает, однако, вопрос: как вообще такое оказалось возможным?
Да, США создали глобальную финансовую пирамиду, но ведь весь остальной мир им активно подыгрывал: «о, у нас экономический рост, торговый баланс с США положительный – аж на сто миллионов долларов…» Но ведь в переводе с языка экономического на язык здравого смысла это означает: «мы поставили в США реальных товаров на $ 100 000 000, а получили взамен массу резаной зеленой бумаги + субъективное ощущение, что это очень хорошо, и вообще идет экономический рост».
Конечно, мы не собираемся здесь утверждать, что положительный торговый баланс – это плохо; речь о совершенно конкретной ситуации конца ХХ – начала ХХI веков, когда было уже совершенно ясно, что США, потребляющие свыше 30% мировых ресурсов, и расплачивающиеся за это уже несколько десятилетий ничем не обеспеченными бумажками, в принципе неспособны, - даже если бы вдруг у руководства США возникло такое желание, - компенсировать свои триллионные долговые обязательства перед всем миром хоть какими-то товарами. Значит, что-то не в порядке, - и уже давно, - с мировым экономическим сознанием, если сотни миллионов вроде бы образованных людей во всем мире наблюдали за процессом раздувания «креативных» финансовых инструментов (параллельно с нарастающим торговым дисбалансом США по отношению ко всему остальному миру), и верили в «экономический рост» мировой экономики.
Мировое экономическое сознание большую часть последнего века формируется неоклассической экономической теорией. И, раз люди, разделяющие неоклассическую экономическую парадигму, оказались беззащитны перед вирусом «креативных финансов», получается, что неоклассике присущи некие системные дефекты, патологически искривляющие восприятие экономической реальности у всякого, кто эту парадигму разделяет.
Наш вариант «дефектоскопии»: Проблема существования адекватной меры
Эта проблема – одна из основных в любой науке, за исключением физико-математических. Измерить – означает поставить в соответствие явлению некоторое число. В результате от качественных описаний мы переходим к количественным, строим математические модели явлений. «Ты должен измерить все, что можешь, а что пока не можешь, - придумай, как все-таки это измерить», - писал Галилео Галилей одному из своих учеников. Успехи физики последних нескольких столетий непосредственно связаны с тем, что физики неукоснительно следуют этому предписанию. В результате физика (а следом за нею – и непосредственно опирающиеся на нее технические науки) стали фактически полностью математизированными (следовательно – точными) дисциплинами.
Проблема математизации других дисциплин – в почти полном отсутствии мер, адекватных их предметам исследования: есть ясные рецепты измерения длины, массы, и т.д., а вот как точно измерить, например, степень культурного влияния русской литературы на узбекскую?
Понятно, что особенно остро эта проблема стоит в гуманитарном знании. Казалось бы, экономика является здесь счастливым исключением, ибо для экономических явлений мера существует - это деньги. Однако определить деньги как знак, означающий некоторую меру стоимости можно в рамках классической парадигмы; если же мы отрицаем существование объективного статуса стоимости, возникает вопрос – знаком чего являются деньги?
Оказывается, что в рамках парадигмы неоклассики на него можно дать только примерно следующий ответ: «деньги – это все то, что выполняет функцию денег, (признается как деньги)». Длительное (многие десятилетия) господство неоклассических представлений об отсутствии объективной ценности у какого-либо товара к 70-м годам прошлого века подготовило, наконец, массовое экономическое сознание к следующему (вполне последовательному!) шагу: признать излишним какое-либо объективное обеспечение и у денег: Раз ценность любого товара определяется соотношением спроса–предложения, а деньги – тоже товар, пусть и особый, – ценность денег тоже можно определять соотношением спроса–предложения на ту или иную валюту. Даже более того – так поступать следует, – ибо именно это, если руководствоваться неоклассической экономической теорией, “теоретически правильно”.
В результате в современной экономике деньги давно уже являются мерой без эталона: чему будет равна завтра покупательная сила 1 евро? – тому, что за него дадут завтра на валютных биржах мира. Привычный гипноз СМИ, передающих сообщения с финансовых бирж как сводки погоды, делает колебания валютных курсов чем-то привычным (следовательно – естественным).
А теперь обратимся к физической аналогии: вы едете на машине, спидометр показывает 60 км/час, но в километре утром 700 метров, а вечером – 1300 (а может быть – 1500) – куда вы так приедете? Вы строите дом, используя резиновый метр и качающийся нивелир - что вы построите? Эти аналогии вам кажутся утрированными? Но ведь в настоящее время даже планирование бюджетов больших государств ведется по сценариям: «если курс национальной валюты вырастет, то…», «если цены на нефть упадут, то…», - и десятки миллионов человек могут завтра жить хуже, чем сегодня (работая не хуже).
Проблема смешения уровней рассмотрения экономических систем Как таковая проблема смешения иерархических уровней была осознана в начале ХХ века (при разработке оснований математики): оказалось, что применение процедуры объединения отдельных множеств в новое множество может вести к парадоксам. Способ, позволяющий избежать парадоксов такого рода, был предложен Б.Расселом (теория типов): простые объекты (единичные множества) – это 1-й тип (1-й метауровень); множества, образованные из объектов 1-го типа – 2-й тип; множества, образованные из объектов 2-го типа – 3-й тип, и т.д.; при этом запрещается объединять в одно множество объекты разных типов (этого оказывается достаточно, чтобы избежать парадоксов наивной теории множеств).
Следование принципам, лежащим в основе теории типов, помогает избежать логических ошибок и недоразумений не только в математике. Не в меньшей степени это важно и в случае естественных или гуманитарных наук: реальные объекты, высказывания о реальности (наука), высказывания о высказываниях (методология), - также образуют иерархию, при нарушении которой (например, при забвении того обстоятельства, что мир сам по себе и его словесное описание – не одно и то же) возникают логические проблемы и парадоксы.
В современной экономике легко выделяется иерархия метауровней:
1) реальные объекты (земля, транспорт, фабрики, заводы);
2) знаки стоимости вообще (деньги), или какого-то конкретного объекта (акции);
3) знаки знаков (облигации, векселя, депозитарные записи, деривативы, деривативы деривативов…), и т.д.
Смешение метауровней в неоклассике заключается в том, что и реальные объекты, и их знаки, и знаки знаков рассматриваются как принципиально одноуровневые объекты: как производство реальных продуктов, так и «производство» финансовых деривативов в рамках неоклассического подхода – экономическая деятельность одного ранга.
Почему это проблема (чем это плохо)?
Экономика нужна в обществе для обеспечения людей товарами и услугами, а деньги (и любые иные знаки) сами по себе есть нельзя (они ценны не сами по себе, а в силу возможности их обмена на реальные блага). Пока мы не забываем, что вещи и знаки – объекты разноранговые, знаки служат нам средством упрощения реальных трансакций (и знаковая подсистема экономики развивается настолько, насколько это надо для их обеспечения). Когда же знаки и вещи начинают восприниматься как объекты одного класса (Это, кстати, свойственно мифологическому сознанию архаичных племен – дикарями имя зачастую воспринимается как материальный объект, который можно, например, украсть или отнять.
Так, есть племена, в которых для того, чтобы дать ребенку имя, надо захватить врага, заставить назвать свое имя, затем врага убить – и тогда «освободившееся» имя может перейти к ребенку), возникает соблазн вместо решения проблем реального производства создавать новые знаковые конструкции, по формально-количественным показателям также, казалось бы, приводящие к сходному результату: удвоить ВВП можно ведь, как увеличив в 2 раза выпуск товаров, так и раздув объем «финансовых инструментов». Понятно, что второе – не в пример легче.
Такое положение дел естественно ведет к расцвету финансовых спекуляций в ущерб реальному сектору экономики. Здесь уместна аналогия с автомобилистом, который, увидев, что топливо кончается, вместо заливки бензина в бак подкручивает указатель уровня топлива – стрелка снова показывает «полный бак» – проблема «решена»! Но расцветом спекуляций и манипуляций издержки не исчерпываются: и у добросовестных экономических агентов возникает искривленное видение реальности сквозь призму финансовых показателей, когда их рост однозначно воспринимается как нечто позитивное. Но ведь это, мягко говоря, не совсем так: Увеличилось количество ДТП на дорогах. Это хорошо или плохо?
Не торопитесь с ответом - с точки зрения позитивности роста ВВП это очень «хорошо»: увеличились страховые выплаты потерпевшим (и сборы с виновных), загружен работой автосервис, делаются дорогостоящие медицинские операции – ВВП растет как на дрожжах… Открыто средство, позволяющее за копейки уменьшить потребление автомобилями топлива на треть - это, конечно, «плохо»: энергетики продадут меньше бензина, и ВВП страны упадет (это, впрочем, «поправимо»: выльем сэкономленный бензин в море, сопровождая это соответствующими финансовыми манипуляциями, и ВВП вырастет…).
Здравый смысл упорно расходится с неоклассическими выводами – с нашим здравым смыслом что-то не в порядке? А, может быть, что-то серьезно не в порядке с неоклассической экономической парадигмой? Почему это – проблема именно неоклассической парадигмы? Потому, что в рамках парадигмы классической разделение метауровней происходит естественным образом, - как следствие признания объективного статуса категории «стоимость»: ее носителями являются объекты реальности, и только они (если стоимость объективна, то она не может иметь знаковую природу), а вся финансовая надстройка, в силу своей знаковой природы, и мыслится как знаки (знаки знаков) стоимости.
Неоклассика же отрицает объективный статус стоимости – признавая только субъективные оценки ценностей того или иного объекта. Но чем же в этом случае субъективная оценка вещи принципиально отличается от субъективной оценки акции?
Любой объект (любой природы), имеющий субъективную ценность, становится предметом экономики – и естественных оснований для введения иерархии типов при неоклассическом подходе нет.
Выводы
Основной вывод, который мы делаем – вывод о глубоком несоответствии неоклассической экономической парадигмы реальности. Из этого вывода вытекает ряд следствий:
1) Сугубо практическая рекомендация – при управлении экономическими системами опора только на финансовые показатели недостаточна, нужны дублирующие контуры управления (управление не должно замыкаться только лишь в знаковой сфере)
2) На уровне теоретическом – необходимо обновление экономической теории. Путем интеграции основных ветвей экономической теории в интегральную конструкцию. Ранее мы рассматривали вопросы, к которым сводится проблема синтеза классического в неоклассического подходов в экономической теории, и пришли к выводу, что каких-либо объективных препятствий для этого нет, - теоретические конструкции, опирающиеся на категорию «стоимость», могут быть интегрированы с любым вариантом неоклассики. Авторское видение того, какой должна быть синтетическая экономическая теория, изложено нами здесь.
3) В обсуждаемой проблеме есть еще более глубокий уровень: уровень принципов, лежащих в основе мировоззрения современных людей – ибо сама неоклассическая теория есть продукт позитивистского (номиналистского, субъективистского) настроя всей западноевропейской науки ХIХ – ХХ веков. В отечественной философской литературе (и не только в ней) основной оппозицией в европейской философии традиционно признается дихотомия линии Платона и линии Демокрита (идеализм – материализм).
Значительно менее акцентировано, что с тезисом Протагора “человек есть мера всех вещей” возникает не менее значимая оппозиция “реализм (объективизм) – субъективизм”. С этой точки зрения объективный идеализм Платона и его последователей ближе к материализму, нежели к субъективному идеализму: ибо и объективный идеализм, и материализм признают объективный (то есть – независимый от человеческого произвола) статус общих понятий и законов, или универсалий (Если общие понятия - отражение более высокого уровня бытия, управляющего материальным миром, - они не могут быть произвольными. Если материя сама себе последнее основание, - и в этом случае универсалии не есть плод человеческого произвола, ибо они есть отражение независимых от человека свойств мира.).
Поэтому в вопросе о стоимости позиция христианина Адама Смита вполне закономерно совпадает с позицией материалиста и атеиста Карла Маркса. Если же принимать, что человек наделяет вещи ценностью собственной волей (и только ею), - значит, он (и только он) сам творит идеальный мир, - но тогда почему бы идеальный мир и не менять по своему произволу? Тогда понятие манипуляции растворяется в более общей категории создания своего мира (а затем и агрессивного навязывания его другим, – ибо логический финал субъективного идеализма – солипсизм). Тогда “истина” сначала просто никому не нужна (симптоматично, что со второй половины ХХ века в западной философии науки понятие истины фактически не применяется), затем объявляется “зловредным монстром” (П.Фейерабенд), и, наконец, – бессмысленным понятием (постмодерн).
|
|
