На всем протяжении своего существования человечество развивалось за счет преобразования окружающей среды, - теперь оно начинает развиваться за счет изменения самого себя. Вероятно, ощутив пределы допустимого антропогенного воздействия на природную среду, оно начало само приспосабливать себя к ней.
Формирование сознания идет хаотично и случайно. Степень адекватности и устойчивости его неизвестна.
Снижение социальной значимости знания
Ограничение способности человечества к познанию - так как главным объектом хаотического и случайного воздействия становится сам инструмент этого познания, - ставит вопрос о перспективах человечества.
Возможно, функции познания поднимаются на более высокий уровень, - сознание коллективов и народов, граничащее с ноосферой. Личность может быть элементом такого коллективного сознания и не замечать этого. Осознаваемое значение индивидуума для человечества может быть ограничено генерированием эмоций - функция, к которой человек наиболее приспособлен и которая, возможно, является его подлинной миссией с точки зрения мироздания.
Однако эта гипотеза недоказуема. Пока же мы видим другое следствие распространения технологий формирования сознания - драматическое снижение социальной значимости знания.
Человеческая деятельность стала настолько специализированной, что достижение социального успеха стало самостоятельным занятием, мало совместимым с осознанием мира. Причина (помимо дезорганизации сознания из-за хаотических воздействий на него) - интенсификация коммуникаций: вы либо постигаете истину, либо реализуете уже постигнутое кем-то помимо вас, переводя его в материальные либо социальные ценности. Это два разных вида деятельности, и совмещать их крайне сложно.
Постижение истины переродилось в обслуживание общественных интересов при помощи сложнейших ритуалов. Поэтому, несмотря на освоение существующих технологий, в том числе меняющих общественные отношения, во время глобализации почти не появляется качественно новых технологических принципов.
В силу десоциализации основной задачей образования вновь становится социальный контроль: производство не «человека мыслящего», но «человека покорного».
Таким образом, знание, наука становятся социально малозначимыми, а подготовка решений, в том числе важнейших, все больше основывается на эмоциях и предрассудках, а не на фактах.
Это стало возможным потому, что наука перестала быть главной производительной силой. Ведь с началом глобализации человечество перенесло центр приложения своих сил с изменения мира на изменение самого себя - в первую очередь, своего сознания.
Чтобы менять мир (в том числе и социальную его составляющую), надо было его знать - и наука была важна. Но сегодня надо менять уже не мир, а сознание отдельного человека, - и сфера первоочередной значимости сжалась с науки, изучающей все сущее, до узкого круга людей, изучающих человеческое сознание и методы работы с ним. В силу специфики предмета (объектом изучения является сам инструмент этого изучения - сознание человека) среди работающих с сознанием слишком мало ученых и слишком много узких практиков. В итоге социальный подъем обеспечивается уже не овладением знаниями, но относительно простыми манипулятивными способностями.
Это закрытие научно-технической революции и, более того, резкое ограничение возможностей человечества.
Возможно, так проявляется инстинкт коллективного самосохранения: мощь человечества обогнала его способность осмысливать последствия своих действий и создала потребность «сосредоточиться».
Возможно, человечество модернизирует инструменты познания и вернется к относительно осмысленному развитию.
Но пока мы погружаемся в новое варварство, в котором социальный успех, а значит, и власть становятся уделом людей, пренебрегающих знаниями.
Одно из следствий снижения социальной значимости знаний -рост числа и разрушительности техногенных аварий из-за утраты необходимых специалистов и снижения их авторитета в глазах управленцев.
Перерождение управляющих систем
Использование системами управления технологий формирования сознания, к которым они не приспособлены, перерождает их.
Прежде всего, системы управления отрываются от реальности, в том числе касающейся управляемых ими масс людей, сохраняя в неприкосновенности личные интересы образующих их людей.
Упрощение коммуникаций, сплачивая представителей этих систем (и государственных, и корпоративных) на основе общности образа жизни, способствует созданию глобального класса собственников и управленцев. Он противостоит разделенным государственными границами обществам в качестве не только владельца и управленца (нерасчлененного «хозяина» сталинской эпохи), но и глобальной, всеобъемлющей структуры.
Этот глобальный господствующий класс (интернациональная олигархия, или «новые кочевники») не привязан ни к одной стране и не имеет никаких обязательств, враждебно противостоя любой национально или культурно (и тем более территориально) самоидентифицирующейся общности как таковой.
Государства, попадая в смысловое и силовое поле этого класса, переходят от управления в интересах наций к управлению этими же нациями в интересах этого класса. Такое управление пренебрегает интересами обычных обществ, сложившихся в рамках государств, жертвует ими ради интересов глобального класса, а порой прямо подавляет их, что ошибочно трактуется как снижение эффективности.
На деле же эффективность растет, но при кардинальной смене мотивации.
Это наблюдается почти во всех управляющих системах, включая такие страны с разными, но еще недавно исключительно эффективными системами управления, как США и Китай.
Для китайского руководства оказались неожиданностью волнения буддистских монахов в Тибете в августе 2008 года. Кроме того, технологический рывок, вынужденно начатый Китаем из-за того, что при существующих технологиях Китаю не хватит воды, почвы и энергии, предусматривает обновление технологий, даже когда сохранение старых технологий коммерчески выгодно. Нерыночный характер делает этот рывок непредсказуемым, что было бы немыслимо еще несколько лет назад.
Сокращение внешнеторгового сальдо Китая из-за кризиса прекращает его поддержку доллара и вынуждает кредитовать внешнюю торговлю в юанях, создавая зону юаня в Юго-Восточной Азии. Этот процесс идет стихийно - и также непредсказуемо.
В США - родине искусства управления развитием при помощи специально организуемых кризисов, - система стратегического планирования за 2000-е годы выродилась в управление с горизонтом планирования «до следующих президентских выборов». Так, экономическая политика после начала ипотечного кризиса в июле 2006 (!!) года заключалась в попытке оттянуть прокол «ипотечно-деривативного пузыря» до президентских выборов 2008 года. Эта убогая цель сама по себе усугубила кризис, - и все равно не была достигнута.
Конец традиционной западной демократии
Упрощение коммуникаций и технологии формирования сознания размывают государство - стержень демократии.
Так, для формирования сознания общества достаточно влиять на элиту (его часть, участвующую в принятии важных решений или являющуюся примером для подражания). В результате длительной концентрации информационных усилий сознание элиты начинает кардинально отличаться от сознания остального общества. В результате исчезает суть демократии, так как идеи и представления, рожденные в низах общества, перестают воспринимаются элитой, и потенциал демократии съеживается до самой элиты.
А) Разрушительность внешнего управления
Стандартные демократические институты отдают власть наиболее влиятельной общественной силе. По мере упрощения трансграничных коммуникаций в слабых обществах наиболее влиятельными все чаще оказываются внешние силы - государства, глобальные корпорации или глобальные сети. В результате эти общества вполне демократически попадают под внешнее управление.
Несовпадение интересов осуществляющих его структур с интересами управляемого общества - норма. Оно может вызываться конкурентной борьбой управляющих с управляемыми, но не менее важно отсутствие у «внешних управленцев» каких бы то ни было обязательств перед населением управляемых ими стран.
Б) Безответственность глобальных управляющих сетей
Государства и корпорации как субъекты глобальной политики уступают ведущую роль глобальным сетям - неформализованным структурам, объединяющим элементы госуправления (в том числе спецслужбы), гражданского общества и глобальных корпораций, а также преступного мира, науки и культуры, причем различные элементы указанных сетей базируются в различных странах.
Управляющие сети такого рода существовали почти всегда; новостью стало освобождение, «отвязывание» их от интересов доминировавших в них государств и переориентация на реализацию собственных интересов.
Глобальные сети, по крайней мере, на Западе, эмансипируясь от государств, начинают хаотически манипулировать ими в своих интересах. Так, глобальные сети, связывающие США с Саудовской Аравией, эффективно манипулируют большой частью американского государства. Они не могут подчинить себе не входящую в них часть государства, но внутреннее столкновение интересов в нем дезорганизует его.
Принципиальное отличие сетей от государства (и даже от корпораций, которым нужна стабильность в регионах производства и сбыта) - отсутствие всякой ответственности перед обществом. Им нужен рост совокупного влияния и прибыли своих участников, а этой цели проще достичь в хаосе, «ловя рыбку в мутной воде».
Создавая глобальные сети и затем упуская из своих в их руки полномочия в сфере общественного управления, государства сами создают для себя субъект «внешнего управления», пренебрегающий их интересами.
Но освобождение от ответственности не проходит даром и для самих глобальных сетей. Их эмансипация от государства отсекает их от части его возможностей по стратегическому планированию, что снижает их собственную эффективность.
Классический пример: свержение Саддама Хусейна привело к достижению лишь локальной цели - поддержанию высоких цен на нефть, выгодных нефтяникам США и Саудовской Аравии. Стратегическая задача американской части глобальной сети - прочный контроль за иракскими недрами - была провалена. Репутация США была подорвана, представители глобальной сети в США дискредитированы, а ослабление США поколебало весь опирающийся на их глобальное доминирование мировой порядок.
Другая часть сети - представители элиты Саудовской Аравии - получили усиление своего ключевого соперника - Ирана, освобожденного от сдерживающего фактора в лице Хусейна. Ослабление США затруднило не только военный удар по Ирану, но и его стратегическое сдерживание.
Кровавый хаос в Ираке и его вероятное разделение на три равно недееспособных государства создал проблемы и помимо угрозы перехода его основной части под контроль Ирана. Так, Турция получила призрак курдского государства, существующего де-факто и грозящего оформлением де-юре. Под влиянием этой угрозы турецкая элита, в начале 90-х отказавшаяся от пантюркистской экспансии ради благосостояния, может пересмотреть свой выбор.
Но главное - произошла общая радикализация ислама, включая захват ХАМАС власти в секторе Газа и угроза возврата талибов к власти в Афганистане.
* * *
Таким образом, концепция «экспорта управляемых кризисов» США выродилась в «экспорт хаоса» именно в результате перехода части реальных властных полномочий к глобальным сетям.
В) Сетевые войны требуют ограничения транспарентности
Глобальные монополии, лишившиеся после уничтожения Советского Союза сдерживающей силы, в ходе стихийной и хаотической погони за наживой создали мировой порядок, лишающий более половины человечества возможности развития. Зарождение новой силы, сдерживающей их саморазрушающий произвол, неизбежно.
С этой точки зрения интересен подход американского политолога Н.Злобина, рассматривающего гражданское общество как силу, сдерживающую государство и этим обеспечивающую стабильность общества. Опираясь на традиционные представления о том, что в условиях глобализации страны играют роль основных структурных элементов общества (есть страны-банкиры, пролетарии, менеджеры, люмпены и так далее), Н.Злобин указал, что международный терроризм можно рассматривать как проявление нарождающегося глобального гражданского общества. Оно объективно призвано сдерживать глобальное государство, в роли которого выступают США.
Столкновение с гражданским обществом - комплексное, многоуровневое взаимодействие с сетевыми структурами, образующими его. Войны с ним, неизбежные в силу современного состояния развитых стран Запада и неразвитой половины человечества, - войны с сетевыми структурами, объективно требующие непубличных действий, от тайных переговоров до тайных убийств. Традиционное демократическое правительство, работающее «под телекамеру», не способно на это.
Таким образом, сетевые войны объективно требуют ограничения демократии в виде ее формальных институтов. Такое ограничение возможно лишь при условии идеологизации элиты, так как иначе ограничение демократических инструментов ведет к коррупции и разложению системы управления. А ведь современная западная демократия не терпит идеологизации и уничтожает ее, выбивая тем самым почву из-под собственных ног!
Г) От кризиса мотивации - к постдемократии
В развитых странах демократические инструменты способствуют достижению не экономического прогресса, но личного комфорта граждан. Пока прогресс служит инструментом достижения комфорта, он идет, но по достижении высокого уровня комфорта общество начинает его тормозить, так как коллективные усилия по продолжению прогресса начинают мешать индивидуальному удовольствию от наслаждения комфортом.
Мы видим сегодня это в «старой» Европе (в кризисах мотивации, социальной и пенсионной систем) с той же последовательностью и неотвратимостью, что четверть века назад видели в собственной стране.
Более того: как мы видим на примере современных США, попытка поддержания прогресса приобретает вид частичного и непоследовательного, но отказа от демократических принципов - в части ограничения свободы СМИ и искажения избирательных процедур.
Причина в том, что демократия в ее западном понимании нежизнеспособна сама по себе, без внешних источников мотиваций - вроде угрозы гибели в войне с СССР. Демократические институты, «оставленные в покое», обречены на погружение в «потреблятство» из-за обуславливаемого ими приоритета краткосрочных индивидуальных интересов над долгосрочными коллективными.
В этом смысле можно говорить о несоответствии этих институтов современным реалиям и изживании их наиболее развитым и находящимся поэтому на острие изменений человечества американским обществом. Подобно тому, как неразвитые общества не доросли до стандартных демократических институтов, американское общество перерастает их, превращаясь в постдемократию.
|
|
