Социальная роль врача в постсоветском обществе

Прочитав заголовок статьи, большинству читателей расхочется ее читать, уж больно он похож на тему нудной диссертации по социологии. И действительно, тема огромна и малоисследована. Несмотря на то, что о врачах и об их месте в обществе написаны целые тома, никто еще не пытался понять, как же вести себя врачу сейчас, на руинах одного строя, пока создается новый.

С другой стороны, переходное общество не может понять врачей, почему они стали такими странными и непонятными, почему они все время выпадают из социума и делают все не так, как от них ждут?

Мне кажется, это может быть интересным для людей, которым рано или поздно придется общаться с врачами. Переходный общественный строй, как понятно из названия, сочетает в себе сразу две общественные модели: старую и новую, причем сила старой уменьшается, а новой – нарастает. Процесс смены строя идет с разной скоростью, то быстрее, то медленнее, а то и поворачивает вспять на короткое время. Общественные отношения, оформленные в виде законов, а часто и неписанные (неоформленные) непрерывно меняются на протяжении жизни одного поколения, противореча друг другу и создавая тот самый фон «эпохи перемен», в которой, как сказали опытные китайцы, не дай Бог жить.

Итак, первая особенность переходного общества лежит на поверхности – нестабильность общественных отношений, нестабильность понятий «хорошо» и «плохо», «принято» и «не принято». В обществе, где новые понятия социальной справедливости еще в процессе становления, а старыми уже нельзя пользоваться, возникает их старый суррогат – деньги, которые становятся единственным критерием общественной полезности и справедливости.

Переходное общество начинает считать, что тот, кто умеет их добывать – полезный член общества, тот кто не умеет – окаменелость, бездельник, отживающий класс, пройденный этап. Не имеют значение ни образование, ни прошлые заслуги, ни возраст и наличие очков.

Итак, вторая социальная особенность переходного общества – резкая поляризация понятий «успешный» и «не успешный» вокруг единственного объединяющего всех критерия – денег. Но и отношение к деньгам тоже специфическое. Молодое, работающее население в переходный период имеет взаимоисключающие социальные установки: доходы оно склонно записывать в счет нового, а расходы – в счет старого, ибо все новое ассоциируется с хорошим, прогрессивным, а старое – с плохим, отжившим. Таким образом, все, что человек тратит без обмена на видимые товары или услуги, считается излишним. Купил новую модель автомобиля – это плюс, это прогресс. Потратил сумму на лекарства родителям – это подсознательно считается минус, потерянные деньги, ибо выгоды на будущее никакой не получил.

Все свои траты и социально значимые действия «переходный» человек оценивает, как инвестиции в будущее. Человек общества, переходящего от так называемого «социализма» к капитализму, в большинстве своем выглядит гораздо большей «капиталистической акулой», чем человек выросший при «нормальном» капитализме. Своего рода комплекс неофита. Почему это происходит – тема отдельного психологического исследования, но доказательства можно увидеть у нас на каждом шагу.

Тут необходимо слегка углубиться в историю. Есть две профессии, которые резко отличаются по своей социальной основе от всех остальных. Во-первых, они самые древние (есть мнение, что они возникли еще до того, как возникло человеческое общество, более того, раньше, чем возник современный человек). Во-вторых, ими в разной степени владеет каждый индивидуум. Вы догадались - это профессии врача и учителя. Обучать и лечить друг друга начали наши волосатые предки и, видимо, уже не перестанут, пока Homo sapiens не исчезнет с лица нашей планеты.

Но и между этими профессиями есть разница: медицина гораздо более консервативна, ибо она имеет дело с телом человека, которое не менялось уже тысяч 100 лет (антропологи меня поправят) и продолжает болеть все теми же древними болезнями (плюс несколько новых «приобретений»). Взаимовыгодные отношения между пациентом и врачом принципиально не менялись с античных времен (первых письменных источников) и аж до 1917 года, когда пролетарское государство решилось на эксперимент (в числе многих других экспериментов), а именно: уничтожить врача как свободного и аполитичного профессионала, каким он был всю предыдущую историю, и заменить его госслужащим (точно таким же, как все наемные чиновники).

Первоначально казалось, что ничего не изменилось – те же доктора, что и при царе, так же лечили пациентов в тех же по устройству больницах. Врачи старого режима, помимо того, что были европейски подготовленными профессионалами (не секрет, что у многих были дипломы европейских университетов), они еще были и подвижниками, готовыми работать и бесплатно, если пациент оказывался в безвыходной ситуации и не мог заплатить. Частенько, будучи небедными людьми, сами давали бедному пациенту бесплатное лекарство, что для Европы было нонсенсом.

Получив армию интеллигентов-бессеребреников в свое распоряжение, пролетарское государство придумало невиданный доселе способ бесплатно получить самые дорогие услуги, какие были на тот момент в мире – медицинские. Врачи были приравнены к другим царским «спецам», которым было разрешено временно существовать в советском государстве. Врачи оказались в ловушке: они уже не могли уйти из профессии, так как все были на учете, не могли брать деньги за свою работу, так как стали совслужащими, да еще с сомнительным социальным происхождением, эмигрировать – тоже не могли, во-первых, граница уже была закрыта, во-вторых, европейский рынок был плотно занят тамошними врачами и трудоустроить такое количество новых врачей не мог. Многие молодые врачи не уехали, когда еще было можно было, не решившись бросить на произвол судьбы своих престарелых учителей. Так частично сохранились клинические школы, к образованию которых новая власть не имела никакого отношения.

Советское пролетарское государство, заявляя о строительстве коммунизма, прекрасно понимало, что это строительство займет приличный кусок времени, в подтверждение этого мы находим труды теоретиков-основателей о тех этапах, которые, по их мнению, должно проходить общество по мере продвижения к вожделенному коммунизму. На практике экономика изменялась странными скачками, тем не менее, проходя определенные этапы.

С медициной произошло не так. Систему здравоохранения «нарисовали в воздухе», спроектировав ее «на вырост», то есть, именно такой, какая она должна была быть уже при коммунизме, никаких этапов развития не предполагалось. Экономическая основа советской системы здравоохранения была вполне коммунистической, т.е. предполагалось, что:

• Государство искренне заинтересовано в здоровье своих граждан, причем больше, чем сами граждане. Более того, сам гражданин и его тело являются собственностью государства и его трудовым ресурсом.

• Государство, исходя из своих интересов, само решает, какие именно усилия для сохранения здоровья граждан необходимо предпринимать.

• Государство полностью покрывает все расходы на здравоохранение из бюджета, включая и нелечебные функции (контроль за качеством продуктов питания и питьевой воды, контроль за эпидемиологической обстановкой, гигиена труда и пр.).

• К здравоохранению были явочным порядком приписаны и другие социальные функции государства (видимо для того, чтобы не создавать отдельных народных комиссариатов), например, функции научной организации труда, воспитания малолетних сирот, призрение за одинокими стариками и инвалидами, экспертиза трудоспособности, протезирование, системы санаториев и домов отдыха и некоторые другие).

• Производственные отношения внутри медицины с самого начала проектировались, как коммунистические, т.е. нерыночные. Труд – по способностям, а вознаграждение – по потребностям.

Способности у этого поколения врачей были огромные, а в потребностях они сами себя ограничивали, что идеально совпадало с представлениями о коммунизме у большевиков. Единственное, чего не учли проектировщики системы здравоохранения, это нарастающего сопротивления человеческого материала от поколения к поколению. В момент создания системы получилось так, что моральные установки врачебного сообщества (напомню, полученного в готовом виде от предыдущего строя, а не подготовленного в недрах нового) совпали с моральными установками планируемого коммунистического общества. Это поколение врачей действительно было готово подставить плечо обществу и работать «за спасибо» для конкретных людей, перетерпевших голод и холод во время гражданской войны, и которые все равно не смогли бы заплатить за их услуги, так как пролетарское государство организовало для всех «равенство в нищете».

Понаблюдав за поведением врачей, проектировщики решили, что оно есть суть врачебной профессии и что такое положение вещей будет воспроизводиться и далее, автоматически, само собой, более того, будет усиливаться по мере продвижения общества к коммунизму. Многократно описанный феномен жертвенной русской интеллигенции, способной на подвиг в любой момент для своей страны (а иногда даже для чужой), был принят большевиками за неотъемлимую сущность профессии врача. В других профессиях этот феномен оказался не так заметен, так как эти профессии изначально не ставились в коммунистические условия производства.

Итак, на протяжении жизни поколения врачей-«спецов», доставшихся бесплатно от царского режима, никаких проблем с мотивацией медработников не было. Хотя материальных трудностей в стране было - хоть отбавляй, но старых врачей, в отличие от других совслужащих, не надо было «заставлять работать». Они работали фактически «за еду», надеясь, что со временем, общество подтянется и коммунистические производственные отношения автоматически распространятся на всех.

Уже на этом этапе молодые граждане пролетарской страны учились воспринимать медиков, как белых ворон, которые по непонятной им причине работают не как все, а по каким-то странным, невиданным моральным нормам. Государство им объясняло, что врачи такие странные потому, что они давали специальную клятву Гиппократа, поклявшись работать бесплатно и что так теперь будет всегда. Причем текст самой клятвы почему-то не афишировался среди населения, так же как и тот факт, что ни один советский врач клятвы Гиппократа не давал, а давал Клятву Советского врача, в которой не было ни слова о бесплатном труде (и появиться не могло, так как противоречило бы КЗОТу и Конституции).

Таким образом, ложь о врачебной профессии оказалась в самой основе советской системы здравоохранения, в ее философии. Население страны убеждалось (и видело это в жизни), что медработникам не нужна материальная мотивация для работы, и более того, она вредна для них, так как такая мотивация потянет их назад, в капитализм. По мере смены поколений ситуация в медицине менялась. Новое, уже советское поколение врачей, сменившее «спецов» к началу 50-х годов, уже не было такими полными бессеребренниками, как их учителя. Они работали фактически бесплатно, но только потому, что ничего другого в своей жизни не видели. Это поколение врачей уже не ожидало прихода коммунизма, оно вместе со всем населением страны привыкло воспринимать медицину как остров каких-то странных отношений между людьми. Врачи явочным порядком взвалили на себя все социальные функции и обязательства государства. Но они уже позволяли себе копировать отношения двойной морали, господствовашие в советском обществе, т.е. они уже понимали, что такое «халтура на себя».

Министерство социального обеспечения превратилось в организацию, выплачивающую пенсии и пособия, но все фукции взаимодействия со своими гражданами государство повесило на систему здравоохранения. Именно врач (а, частично, и учитель) был социальным «лицом» государства. И именно на этом этапе, вместе со всей страной совершив профессиональный подвиг во время войны и восстановившись после нее, медицина по инерции превратилась в протез сразу всех социальных обязательств государства перед своим населением. Кстати, именно на этом этапе советская медицина стала женской профессией, так как поколение врачей-мужчин было выбито войной, но это уже отдельная тема. Причем этот протез был бесплатный, находящийся в совершенно чуждых остальному обществу социально-экономических условиях. Коммунизм так и оставался постепенно бледнеющей в сознании людей мечтой, но здравоохранение, готовое к такому строю, все еще функционировало.

Если посмотреть на экономику такого здравоохранения, то можно прийти к выводу, что это была «половина» здравоохранения, а именно: было представлено все, что касалось затрат (вполне платных) на техническое сопровождение лечебного процесса, но все, что касалось человеческого содержания, а именно: вознаграждения за квалифицированный труд медперсонала, было представлено: зарплатой, ниже чем у неквалифицированного рабочего, грамотами и путевками в санаторий «для простых». В этом и состояла функция советского врача: служить бесплатным протезом всех социальных функций государства.

Другими словами, если бы медицины (а еще бесплатного образования) не было, в советском государстве не было бы ничего, ради чего стоило бы затевать революцию и гражданскую войну в начале 20 века. В остальном советское государство 50-х годов было голым аппаратом насилия и потогонной системы на производстве, оставшейся еще со времен военного коммунизма. Таким образом, поколение учеников «спецов» доработало до конца 80-х, в большой мере сохранив моральные устои, завещанные учителями и позволив в принципе экономически несостоятельной системе здравоохранения досуществовать до конца государства, которое его породило.

В 91 году пролетарское государство рухнуло из-за сложнейшего клубка политических и экономических несоответствий, которые так никто и не смог разрешить. Но, если производства можно законсервировать, в случае полной неэффективности – закрыть, высвобождающихся специалистов – переучить, то что делать с производством, которое нельзя остановить ни на секунду – здравоохранением? Как перевести на рыночные рельсы завод - люди понимали, если не понимали – для этого были давным-давно написаны учебники по тактике и стратегии рыночных реформ «от низшего строя – к высшему».

Люди, за десятки лет развращенные бесплатными услугами, которые они даже и услугами-то не считали, а обязанностью медиков, к которым они привыкли, как человек привыкает к воздуху, даже не посчитали нужным реформировать отрасль, которая единственная давала возможность советскому человеку почувствовать себя человеческой единицей, со своими индивидуальными потребностями и особенностями, которые государство, при всей его мощи, было вынуждено учитывать и обслуживать. Более того, плана реформирования отрасли не оказалось ни у кого, такая ситуация была уникальной в истории, ибо никто еще не пытался переходить от чисто коммунистических, неописанных ни в одном учебнике отношений, к капиталистическим, да еще довольно начального этапа его развития. И наше здравоохранение по-прежнему осталось протезом-заготовкой для коммунистического общества, о строительстве которого уже все забыли и думать.

Каковы же оказались функции системы здравоохранения в постсоветском обществе и ее положение? Положение оказалось более чем сложным: если до того у государства были ресурсы в бюджете для поддержания системы на минимальном уровне обеспечения лечебного процесса, то после развала СССР даже такого ресурса уже не осталось. Система продолжала существовать по инерции, используя остатки ресурсов предыдущей общественной формации. Система здравоохранения, некоторое время работавшая на голом энтузиазме медработников (так как денег было взять неоткуда, все пациенты были одинаково нищими в начальный период), послужила «подушкой безопасности» для общества, в котором государство вообще не могло выполнять ни одного своего социального обязательства.

Только прийдя к врачу, человек начала 90-х мог надеяться получить то «человеческое», «некапиталистическое» отношение к себе, к которому он так привык с детства и считал само-собой разумеющимся. Все мы помним волну забастовок конца 80-х и начала 90-х, кто только не бастовал! Но неработающих больниц, непринимающих врачей, невыезжающих «из принципа» скорых тогда не было.

Здравоохранение снова взяло на себя все социальные функции государства, компенсировав все иллюзии и социальную безграмотность реформаторов, увлеченных макроэкономическими показателями. Однако уже в начале 90-х в профессию начало вступать третье поколение врачей, и это поколение в корне отличалось от двух предыдущих. Оно не только не помнило традиций врачебной профессии, как свободной и равноправной среди других профессий, оно не могло судить о них даже по рассказам учителей. Они училось во времена застоя и тотального дефицита, когда «халтура на себя» уже была не проступком, недостойным интеллигента, а условием физического выживания. У системы стал исчезать последний ресурс, которым она могла жить, ресурс традиций русской дореволюционной врачебной школы.

Если бы большевики мыслили в категориях «а что будем делать, если не получится?», то они никогда бы не спроектировали систему здравоохранения, которая может продержаться только два поколения, после чего автоматически умрет, если к тому времени коммунизм не будет построен. Закон двух поколений все таки действует, что ни говори!

Положение стало еще более странным после того, как капитализм, между нами говоря, довольно «дикий», в общих чертах был восстановлен теперь уже в независимой Украине. Вместе с частным производством услуг в стране возродилась и частная медицина. Но окружающее ее общество не готово к ней и не хочет ее признавать за полноценную медицину, так как «не помнит» ее из своей прошлой жизни. Общество оказалось настолько приучено к коммунистической медицине, что автоматически пытается воспроизводить ее в частной медицине, какие бы формы она не принимала. В результате частная медицина предстает в виде какие-то странных, гибридно-ходульных, нежизнеспособных форм, которые могут существовать только в криминальной экономике переходного периода.

Грубо говоря, старая система здравоохранения не работает потому, что новая экономика ее отторгает, новая, частная, не работает, потому что ее отторгает старая психология населения, которое все еще ждет продолжения «банкета» бесплатной медицины. В результате Украина осталась вообще без хоть какой-нибудь рабочей системы здравоохранения, что стало уже общим местом у журналистов и политиков, уверенных в том, что вся проблема состоит в неумении врачей лечить и в их отвратительном моральном облике.

Общество, десятилетия сидевшее на игле «бесплатной» (по его мнению) медицины, переживает своего рода социальную «ломку», демонстрируя невиданный доселе уровень раздражения и агрессии против медработников, которые отказывают им в привычной дозе социального наркотика. Даже человек, никогда не болевший, обязательно пнет медиков за нерадивость, непрофессионализм и низкий моральный уровень, а как же, ведь это буквально носится в воздухе.

Общество все еще хочет «тех» врачей, которые бесплатно лечили их в детстве, на чью доброту они могли рассчитывать, даже когда государство относилось к ним, как дикий зверь. Общество не желает понимать, что те врачи были из другой, никогда не существовавшей в реальности общественно экономической формации, которую так и не удалось построить. Такие врачи смогут заново возникнуть только на каком-то новом этапе развития общества, к которому человечество только-только начинает подступать и которому еще и имени-то нет. Но мы хотим все сейчас. И действительно, все эти рассуждения очень хороши, но что можно реально сделать?

Существует множество классификаций систем здравоохранения. Обычно классифицируя их, европейские эксперты ограничиваются основными тремя моделями: Бисмарка (немецкая), Семашко (советская) и Бевереджа (английская). Так что утверждать, что большевики ничего не делали с системой здравоохранения, а просто позаимствовали царскую, довольно-таки нелепо. Хотя бы потому, что система здравоохранения в царской России кардинально отличалась от таковой в СССР.

Причина того, что царскую систему здравоохранения нельзя было целиком адаптировать к нуждам Советской России очень проста - к началу ХХ века профессия медика переставала быть "свободной профессией" и переходила в разряд "индустриальных". Во многих странах есть частные зубоврачебные кабинеты, частные амбулаторные приемы и даже небольшие частные клиники. Но для оказания современных, высокотехнологичных медицинских услуг ресурсов, которыми располагает человек свободной профессии, недостаточно, и вся хирургия, реаниматология, инфекционные клиники и масса всего другого существует только в виде мощных лечебных учреждений на бюджетном обеспечении. В частности, рядовая центральная районная больница в Московской области насчитывает до 1 тысячи человек персонала - может такое быть, если медицина будет существовать на принципах "свободной профессии"?

Абсолютно то же самое существует и во всех развитых странах, где ассигнования на здравоохранение отнимают по 5-6% расходной части бюджета. Никакой частной медицине такие расходы и не снились. Кризис же советского здравоохранения наступил после того, как доля расходов на здравоохранения упала с 6-6,5% ВВП в 60-е года до 2,5% в горбачевский период, и в постсоветской России этот "голодный паек" для здравоохранения не только продолжился, но и еще сильнее "похудел".

Для подтверждения эффективности «порочной» системы Семашко достаточно упомянуть, что средняя продолжительность жизни в стране увеличилась за 1926-1972 гг. на 26 лет, несмотря на коллективизацию, голод, войны. Общая смертность в СССР за годы Советской власти уменьшилась более чем в 3 раза (9,3 на 1 тыс. жит. в 1975 по сравнению с 29,1 в 1913), детская смертность - почти в 10 раз (27,9 на 1 тыс. живорождённых в 1974 по сравнению с 268,6 в 1913).

Действительно государственная (централизованная) форма организации здравоохранения в СССР родилась не на пустом месте.

Во-первых, система основывалась на самых передовых идеях и опыте в сфере организации медицины начала ХХ века. Задолго до 1917 года общественные клиники в России преобладали над частными, а идея организации поликлиник, а не индивидуальных частных кабинетов, была достаточно популярна среди врачей и реализовалась бы вне зависимости от социалистического пути развития.

Во-вторых, равенство прав на медицинскую помощь вне зависимости от имущественного статуса после революции сделали самой удобной формой медицинского страхования формирование медицинского фонда в общенациональном масштабе, что и было осуществлено советским правительством. Этот единый медицинский фонд и был консолидирован в государственный бюджет.

В-третьих, только централизованная государственная медицина могла тогда эффективно справиться с массовыми эпидемиями, чрезвычайно низкой санитарной культурой населения, высочайшим уровнем заболеваемости и смертности.

Однако совершенно нелепо считать, что до 50-х годов прошлого века советская медицина держалась исключительно на дореволюционных кадрах. За годы 1-й пятилетки (1929-32) затраты на здравоохранение и физическую культуру выросли по сравнению с 1913 почти в 4 раза. Численность врачей к 1940 увеличилась почти в 6 раз, средних медицинских работников - более чем в 10 раз, коечный фонд - в 3,8 раза. Так что, как видим, уже в довоенный период успехами советского здравоохранения мы обязаны главным образом врачам, получившим образование уже в СССР.

А в 1950 по сравнению с 1940 число врачей увеличилось на 71%, средних медицинских работников на 52%, больничных коек на 28%. С 1940 по 1975 ассигнования на здравоохранение выросли более чем в 13 раз. 

В 1913 в России было 28,1 тыс. врачей, большинство которых проживало в крупных городах. Один врач приходился на 5656 чел. К 1975 численность врачей увеличилась по сравнению с 1913 в 30 раз, а СССР занимал 1-е место в мире по численности врачей на душу населения. 

В дореволюционной России было 17 медицинских факультетов университетов и медицинских институтов, которые выпускали ежегодно 900 врачей. К 1975 число студентов-медиков возросло в 36 раз, выпуск врачей - более чем в 50 раз.  

Так на чем же автор делает вывод о неэффективности советской медицинской системы?

Она была просто потрясающе эффективна. Профессор О.Бобров приводит сравнительные данные по расходам СССР и ведущих капиталистических стран на здравоохранение.

"В начале 80-х годов в СССР расходы на здравоохранение составляли 14-15 млрд руб. из госбюджета и 5-6 млрд руб. из других источников, то есть в целом порядка 20 млрд руб. Покупательная способность бюджетного рубля оценивается на этот период разными экспертами в 1,9-3,1 доллара, то есть даже если брать максимальный курс, объем финансирования здравоохранения в СССР не превышал эквивалент в 60 млрд долларов, или 220 долларов на каждого жителя страны в год. Расходы на аналогичные цели в США и богатых странах Европы в те же годы составляли от 1800 до 2200 долларов на душу населения.

Итак, советская система при финансировании в десять раз меньшем обеспечивала только вдвое меньшую интегральную стоимость услуг. Таким образом, экономическая эффективность системы Семашко превышала эффективность западной системы в пять раз.

Этот результат может показаться парадоксальным для людей, воспитанных на мифах о тотальной неэффективности советской экономической и социальной системы, которым в течение почти двадцати лет массированно вгоняют в мозги дезинформацию в целях оправдания разграбления материальной базы страны, в том числе и здравоохранения. На самом деле все существенно сложнее. Советская система имела как зоны глубокой неэффективности, так и вполне эффективные и перспективные формы институциональной организации. И как раз организация системы здравоохранения по системе Семашко относилась к сильным сторонам советского общества.

Из сказанного следует, что для доведения системы здравоохранения по агрегатному объему количества/качества услуг до уровня самых лучших систем здравоохранения в мире достаточно было бы увеличить финансирование вдвое - до 37-40 млрд рублей. Это действительно так, и это подтверждено практикой. Сегодня Фидель Кастро на Кубе так и сделал - довел объем расходов на здравоохранение до желаемых 400 долларов на душу населения. И в результате кубинская система здравоохранения, основанная на советских принципах системы Семашко, заняла первое в мире место по интегральному показателю объема услуг здравоохранения на душу населения".

А как же недостатки? Конечно, недостатки были. В первую очередь, конечно, недостатки обеспечения медицины "по остаточному принципу". Имея самое большое число врачей как на душу населения, так и в абсолютном исчислении, СССР был не в состоянии оплачивать их работу даже в соответствии с социалистическим принципом "по труду". Врачам и медперсоналу в цело, конечно, недоплачивали, что приводило к различным неприятным эксцессам, но совершенно не носило такого повального характера, как нам пытаются представить сегодня.

К примеру, в начале 80-х годов, будучи молодым специалистом, я получал оклад (с надбавкой за трудность работы)  в 145 рублей, но ни одного дня не проработал на одну ставку - минимум на полторы, а случалось и на две, и больше - врачей все равно не хватало, особенно там, где доплачивали за трудности. При средней зарплате в стране меньше 140 рублей, для молодого специалиста это было совсем не так уж плохо, по крайней мере позволяло не заниматься поборами с пациентов.

В период "перестройки" врачам, кстати, снова разрешили заниматься частной практикой - это было, между прочим, возвратом к системе Семашко в начальном варианте, когда врач был обязан за незначительное вознаграждение отработать в системе государственного здравоохранения, а потом имел право вести частный прием по коммерческим расценкам.

Сейчас это тоже можно, но почему-то практикуется мало. Хотя и в самое-самое советское время существовали платные поликлиники, и частные приемы тоже существовали, только на это было трудней получить разрешение, чем в "горбачевскую" эпоху - то есть примерно так же тяжело, как сейчас.

Но автор прав в одном - советская система здравоохранения была прообразом коммунистической системы, и уж точно, что социализма в ней было больше, чем в других отраслях народного хозяйства. Но это не было наследством от никогда не существовавшей идеальной дореволюционной медицины - это было научным и государственным подвигом Николая Семашко, Дмитрия Ульянова, Петра Богданова и множества других большевиков с медицинскими дипломами.

Анатолий Баранов