Мы умрем, а реклама упрямо кормит нас пакетами с фастфудом, мы умрем, а нам предлагают новую пену для бритья. Газеты, журналы, интернет и телевидение изо дня в день заставляют нас следить за политикой большой «восьмерки», биржевыми индексами или любовными похождениями «звезд». Обнаруживать трагическое чувство жизни сегодня считается неприличным, каждый обречен переживать его наедине с собой.
Третье тысячелетие мир встретил погруженным в детали, человечество старается отвлечься, забываясь в них. Но это все равно, что перед казнью не думать о побеге, не перебирать проведенные на земле годы, а до блеска начищать ботинки или заботится о длине ногтей. Потому что только осознание собственной конечности, отличает нас от животных, именно оно делает человека человеком. Переживая его раз за разом, мы черпаем силы для духовного роста - отказаться, замалчивать его, значит редуцировать себя на ступеньку ниже.
Это глубинное чувство, несущее противоречие между безысходностью и верой, неизбежностью и надеждой, чувство, отрицающее время, энтропию и уничтожение, рожденное отчаянием и стремящееся его преодолеть, это чувство и есть главный движитель любой человеческой цивилизации. Наряду с анархизмом и бунтарством, в нем коренится жажда интеллектуальных исканий, богоборчества, самоутверждения и стремление выйти за границы своего «я». Именно трагическое чувство жизни толкает к подвигам во имя людского братства, именно оно дает энергию к самопожертвованию. Его притупление, торжество вульгарного эпикурейства, когда тело становится идолом, а забота о нем носит религиозный характер, сопутствует вырождению цивилизации, ее закату. Так было в дряхлеющем Риме или поздней Хань. Так обстоит дело и в цивилизации Потребления.
Технический прогресс, поставленный на службу удовольствию, все больше отделяет нас от самих себя, предоставляя нам роль электронной игрушки на полке гигантского супермаркета, превращая многомерного Человека в плоскую, механическую тень. За последнее столетие человечество ушло от старых мифов, но еще не обрело новые. Оказавшись на перепутье, оно пребывает в духовной летаргии, видит сны, которые никуда не ведут. Что встряхнет его? Что заставит сосредоточиться на себе?
Лишив прежних иллюзий, наша цивилизация не предлагает новых рецептов, отказавшись от христианского рая, она, как уставший путник, уже не ищет выхода, видя его в забытьи. Нашу подлинную реальность все больше вытесняет виртуальная. Список порожденных ею фантомов, ставших до боли привычными, необычайно длинен. В эпоху глобализации, заставляющей встать под знамена потребительской корзины, общими для всех символами, не привязанными к этническим корням, могут стать только поверхностные, отвлеченные от конкретной бытийности, доступные сознанию и младенца.
Трудно, к примеру, вообразить большую нелепость, чем Новый год. Радоваться, что он наступил, все равно, что оплакивать нечетные дни недели. Или отмечать четверг, выпавший на середину месяца. У древних, тверже стоявших на земле, был праздник урожая, в Средние века справляли рождение Бога, Новое время заменило их культом Числа. Откуда взялось это поклонение календарю?
За ним стоит выхолащивание мифов, новоязыческий абсурд. Раньше праздники были профессиональными, цеховыми, конфессиональными, обусловленные географией, они были привязаны к местностям, странам и континентам. Миру с размытыми границами требуется праздник, который устроил бы всех – мужчин и женщин, китайцев и немцев, буддистов и христиан.
Новый год – это возвращение к пифагорейскому обожествлению Числа, это смерть Легенды, выродившейся в цифровую технологию. Праздновать смену декабря январем, это ли не пример коллективного безумия? Однако в цивилизации забытья господствуют сны о массовом потреблении, поэтому ее представителям можно внушить абсолютно все. Здесь можно договориться в назначенный час быть веселым, здесь легко приживется любая условность.
Так не пора ли нам установить дату скорби по утраченному Смыслу?
|
|
