Сегодня через наши СМИ в необразованные головы втирается такая историческая небылица. Дескать жила себе Российская империя, не зная горя под крылом ее царей – да пришел злой Ленин с большевиками, сверг царя, выдрал цвет нации и загнал страну на 70 лет в тупик. Но, слава Богу, добрый Ельцин сверг большевиков-еретиков, воздвиг храм Николаю II, ошибочно нареченному при жизни «кровавым» – и страна вернулась с возрожденным кадилами на верный путь.
И многие уже не в курсе даже, что Николая II никто вовсе не свергал, он сам отрекся от престола 2 марта 1917 года, за полгода до большевистской революции, в пользу брата Михаила. Но и тот не посмел занять российский трон, ставший в ту пору символом национального позора. И дело даже не в бесплодных казнях и военных поражениях позднего российского самодержавия.
По мне его ключевым преступлением стало истребление прочно забытой сейчас «империи Мальцова» – Русской Америки, как называли ее современники. Когда я попал в места, сохранившие о ней вещественную память, просто разинул рот: не верилось, что такие чудеса были возможны на родной земле! И в противовес накрывшему нестойкие умы вранью мне хочется рассказать этот в высшей мере символичный эпизод родной истории.
«В трех уездах: Брянском, Жиздринском и Рославльском, – расположилось фабрично-заводское царство, созданное усилиями одного человека. Тут работают более ста заводов и фабрик; на десятках образцовых ферм обрабатывается земля; по речонкам бегают пароходы; своя железная дорога; свои телеграфные линии. Отсюда добрая часть нашего отечества снабжается стеклом, фаянсом, паровозами, вагонами, рельсами, земледельческими орудиями… Люди, проживающие свои доходы на публичных женщин, проигрывающие в карты кровь и пот народа, чуть не с ужасом говорят о Мальцове: «Это – маньяк! Как простой мужик забился в деревню и живет там с крестьянами!..» Он мог бы тратить миллионы, играть роль при дворе – а он бросил карьеру, удовольствия столичной жизни…»
Так начинается восхищенный очерк публициста конца XIX века Василия Немировича-Данченко о сказочной стране Мальцова. Такого воплощения мечты народа о земном рае не было у нас, пожалуй, больше никогда. Мальцов мечтал полученное им в промышленных объемах счастье распространить на всю державу, но не тут-то было!
Сергей Иванович Мальцов родился в 1810 году в семье крупного помещика. С детства тянулся к наукам и к поступлению на военную службу владел тремя иностранными языками, хорошо знал химию, физику, механику. Он делает блестящую карьеру в Кавалергардском полку, в 37 лет – полковник, в 39 – генерал. В поездках за границу изучает на манер царя Петра металлургические, стекольные и прочие производства Англии, Бельгии и Франции. По царскому велению организует Императорское училище правоведения, становится первым его директором. И вдруг на пике успеха бросает службу и поселяется в селе Дятьково в 40-а километрах от Брянска.
Друзья – в недоумении; жена-красавица, урожденная княжна Урусова, уже настроившая громадье своих придворных планов – в полном шоке. В Дятькове же была хрустальная фабрика отца Мальцова, а окрест – еще несколько его стеклянных, чугунных и сахарных заводов. Вот приведением в порядок всего этого и занялся набравшийся передового опыта Мальцов. Небольшой чугунный завод в селе Людиново Калужской области он превращает в крупнейший в Европе комбинат с огромным перечнем продукции: от рельсов – до кухонной посуды.
Там в 1870 году был построен первый русский паровоз-тяжеловоз, превзошедший лучшие французские и австрийские аналоги и получивший Большую золотую медаль на выставке в Москве. Его купили казенные железные дороги России, и было таких построено 118 штук – огромное по тому времени число. В том же Людиново Мальцов воздвиг судоверфь, где был создан и первый русский пароход с винтовым движителем.
В музее мальцовского хрусталя в Дятькове можно увидеть, каких высот он достиг и в этом промысле. Вершиной стали два хрустальные иконостаса для местных церквей, описанные современниками как «восьмое чудо света» – но вдрызг разбитые в последующих смутах…
И все же главным чудом «империи Мальцова» было другое. Освободительная реформа 1861 года заложила страшный динамит под Российскую империю – и я считаю революцию 1917 года прямым ее итогом, хоть и отодвинутым по времени. Раскрепощенные крестьяне не получили главного – земли; верней получили ее за такие выкупные платежи в пользу помещиков, что не могли осилить за всю жизнь. И из кабалы физической попали в долговую, с рождения приобретая вместе с именем пожизненную задолженность. А помещичьи сынки при этом получали не заслуженный ничем пожизненный доход. Первых это опускало до ненависти к безнадежному труду и к классу паразитов, вторых – до этих не обязанных трудиться паразитов. С чего целый класс, давший многих творцов в науке, литературе и музыке, откуда вышел и Мальцов, был обречен на загнивание и гибель.
В те же 60-е в Америке Линкольн раздал землю всем желающим по символической цене. И там возник из тех же хлеборобов класс свободных собственников, опора всего будущего. А в России – класс нищих должников, способных копить лишь ненависть к господам, что потом и жахнуло в свирепой гражданской войне, поколовшей все хрустальные иконостасы. И весь промышленный прогресс пошел у нас вразрез с упадком большинства, жившего как на каторге, в болезнях и голоде, с дикой смертностью.
Но Мальцов, чудесным образом соединив в себе черты Петра и Чацкого, нашел рецепт, как разрешить это системное противоречие. Он первым на Руси предметно понял, что передовое производство несовместимо с рабским трудом. Закабаленные нуждой рабы могли ковать лишь какой-то примитив, но делать лучшие в Европе паровозы могли лишь те, кто сами были потребителями благ прогресса. Эту идею через полвека схватил Форд, став строить автомобили, на которых могли ездить их строители. Мальцов же еще в середине 19 века совершил неслыханный промышленный переворот, пустив огромную часть прибылей на то, что называется сегодня социальным пакетом.
И это дало невиданные результаты. В его заводском округе на землях Калужской, Брянской и Смоленской губерний трудились 100 тысяч человек, производя машины всех видов, стройматериалы, мебель, сельхозпродукты и т.д. Там даже ходили свои деньги, была своя полиция, своя железная дорога в 202 версты и своя система судоходства. А соцпакет работников немыслимо опережал все и российские, и западные нормы. Рабочий день был восьмичасовой – за что лишь много позже стали бороться на Западе. Рабочие по мальцовской «ипотеке» получали квартиры на 3-4 комнаты в добротных деревянных или каменных домах; за хорошую работу «жилой» долг порядка 500 рублей по тем деньгам с них списывался. Топливо и медобслуживание для всех были бесплатными. В школах для мальчиков и девочек кроме всего преподавались пение и рисование, а желавшие учиться дальше шли в пятилетнее техническое училище – «мальцовский университет». Его выпускники обычно становились директорами и управляющими на мальцовских предприятиях.
При этом Сергей Иванович, сохранивший лучшие воспоминания о царской службе, был человеком самым набожным и верноподданным. При всех своих трудах не пропускал ни одной службы в церкви, пел в церковном хоре и почитал за честь дозволение читать обеденный апостол. При своих многомиллионных оборотах тратил на себя 6 тысяч рублей в год – включая «представительские» при поездках за границу, где успешно сбывал свои товары.
За 30 лет трудов он создал действующую модель прогрессивного развития страны, сулившую спасительное примирение непримиримых классов. Так настроил производство, что при высокой степени передела и добавленной стоимости оно стало выгодней торговли недрами, лесом и зерном, на чем стояла встарь Россия – и стоит сейчас. Но тут-то его умная коса и нашла на самый дурной камень. Жена, оставшаяся с детьми в Петербурге, получавшая самое приличное содержание и не пропускавшая ни одного придворного бала, стала распускать всюду слух, что ее муж сошел с ума. Поет в мужицком хоре, тратит все деньги на этих мужиков – вместо того, чтобы иметь с его доходами дворцы как у Юсуповых и Шереметьевых.
Это дошло до Мальцова, написавшего тогда товарищу: «Двор в лице жены Александра II забрал мою жену. Она подружилась с больной императрицей и бросила меня. Детей приохочивал к работе – бросили, ненависть ко мне затаили. Много они заводских денег сожрали – и все мало. Выросли, поженились, и им кажется, что с заводов золотые горы получать можно…» И кончилась эта дрязга тем, что неверная жена пала в ноги императрице с мольбой защитить от «спятившего мужа». Та накуковала это императору – и по навету двух глупых баб самого, может, умного в России тех лет человека признали сумасшедшим.
Для него это стало страшным ударом, но и после отдачи его под суд в 1882 году в качестве умалишенного он еще был готов «царапаться». Но в начале 1883 года он по дороге из Людиново в Дятьково попадает, как сейчас говорится, в ДТП – и с тяжелой черепно-мозговой травмой на полгода слегает в больницу. Тем временем его семья, уже при Александре III, добивается признания его недееспособным и лишает прав собственности на его промышленные предприятия.
Мальцов тогда уезжает в свое крымское имение Симеиз, где вконец заболевает с горя и умирает 21 декабря 1883 года. После чего жена и дети с животной жадностью выкачивают из его «империи» все оборотные средства и превращают ее рабочих в нищих. Но за всем этим был не просто оборотный капитал – а замаячившее было будущее всей России в виде редкого, но бытовавшего в истории Европы эволюционного прогресса.
Что-то подобное бывало и на Руси, пример – история купцов Строгановых, свивших при Грозном их могучее гнездо в Сольвычегодске. Там они создали свои выдающиеся школы зодчества, иконописи, пения, и как венец – еще и фабрику по перековке душ, точней одной души: разбойника Ермака, изловленного ими на большой дороге. Но его не разорвали в клочья, как было принято тогда, а перековали в героя-завоевателя Сибири, которую он руками Строгановых и положил к ногам Грозного. Тот, как известно, крайне подозрительный субъект, сперва впал в страх, что некая семейка накачалась таких сил, позволивших удвоить государство – и подверг ее опале. Но после месяца раздумий разрешил их в государственную пользу: вернул в честь Строгановых и принял от них Сибирь. Да, там еще был и пример великой верности мужьям их жен. В музее Сольвычегодска есть вышитые ими с бесподобным мастерством и трудолюбием покрывала, которыми они на свой лад отдавали дань трудовой традиции мужей.
А жена Мальцова оказалась злостной белоручкой – но какое дело Государю было до нее? Его долг был принять великий дар Мальцова, а не идти на бабском поводу! И Петр когда-то получил такой же неожиданный подарок от Татищева и Де Генина, основавших на свой страх и риск, против воли Сената, город Екатеринбург на реке Исети. И признал их самовольство, поняв пользу для России от устроенного ими там железного завода. А оба Александра из-за бабьей склоки угробили великий почин Мальцова, главное – морально, что для российских подданных имело первостатейное значение.
Тем же путем пошел и их потомок Николай II, отставив лучшего из царедворцев – графа Витте, сделавшего для России столько, сколько ни один из его современников. Он в фантастически короткий срок провел Транссибирскую магистраль, без которой у нас просто не было б сейчас Сибири, договорясь с Китаем о спрямлении дороги через его территорию. Спас государство от банкротства через денежную реформу его имени и водочную монополию; после поражения России в Японской войне 1905 года поразил дипломатов всего мира: «Витте подписал так договор с Японией, как будто не она победила, а Россия!»
Все это так ударило по самолюбию бездарного царя, что он сменил умельца делать государственное дело Витте на фразера Столыпина, умевшего только душить виновных в его неудачах. А затем и вовсе сдал страну распутному Распутину – только с того, что этот одаренный хам мог укрощать страданья болезного царевича Алексея.
Но на страданья всей державы этому зарывшемуся в лоно обожаемой супруги самодержцу было глубоко плевать. Когда держава издыхала в бойне Первой мировой, его фаворитом стал министр двора граф Фредерикс, блюститель придворных этикетов. И никакие сводки с фронта не могли нарушить этикета завтраков, обедов и приема посетителей – хоть бы от них зависела судьба всей русской армии. За это он и схватил пинка под зад – и не от большевиков, а от своих же генералов, склонивших его к отречению, после чего записал в дневнике: «Кругом измена и обман». Но первым предателем и стал он сам, скинув в тяжелую минуту власть на брата, и не думавшего принимать ее – то есть просто смываясь с трона, как крыса с тонущего корабля.
Пришедшее ему на смену Временное правительство, состоявшее из той же кости, не только не смогло поднять власть, но уронило ее еще пуще. И пришедшие следом большевики даже по сути не совершали никакого переворота – переворачивать было нечего. Самодержавие оставило страну в виде разодранного одеяла, где всяк тащил на себя свой клок и копившаяся долго ненависть влекла громить дворянские поместья, рушить церкви и драть в клочья ближних. В 1918 году и страны-то не осталось: только эти лоскуты, на которых гуляли взаимоненавидящие полчища, включая интервентов – во много превосходившие своим числом войска большевиков. И они сшили всю страну вовсе не жестокостью, которую тогда являли абсолютно все, от темного батьки Махно до образованных Деникина и Врангеля. А своей жестко спаянной структурой, не имевшейся больше ни у одной из сил.
Но очевидно, что и без жестокости, которая теперь им ставится в укор, было не унять безумного разгула этой ненависти, копившейся еще с освобождения крестьян. Сегодня в моде и во власти снова одни паразиты – а токарь, шахтер, пахарь, скотник лишены и голоса, и власти. И при всех экскурсах в царизм, особенно в его позорный финиш, откуда наши идеологи хотят извлечь какой-то положительный пример, история Мальцова прочно предана забвению. А он явил по сути бесподобную потугу вытащить Россию из ее фатальной невезухи в мировой просвет. Но утратившие нюх цари, привыкшее сидеть на дармовом человеческом ресурсе, как мы сейчас сидим на нефтяной трубе, в его лице срубили самую что ни на есть жизненную ветвь. И мы ее сегодня рубим почем зря, мысля при этом мыслями двух Александров с Николаем: ничего, на наш век хватит!
Да, Николаю, слаще некуда прожившему свой век, хватило: пока страна барахталась в крови, он сладко нежился с женой и детками – за что потом и поплатился. Но у страны еще были в запасе те большевики, что не взирая на весь град проклятий из неблагодарного к ним будущего, путем всегда жестокой хирургии вернули к жизни насмерть пораженную страну. Ужасно для теперешней страны, лишенной напрочь духа Строгановых, Гениных, Татищивых, Мальцовых, – что никаких спасительных большевиков в ее запасе больше нет.
От редакции: Замечательный очерк Александра Рослякова имеет только один недостаток - исключение в виде "империи Мальцова" выдается за возможный альтернативный путь развития всей страны.
Конечно, были в истории Российской империи не только Мальцовские заводы, но и социальные проекты Морозовых - детская больница, построенная ими в Москве до сих пор одна из лучших; старое здание МХАТа и по сей день принимает зрителей, а рабочие общежития в Орехово-Зуеве на то время были образцом подобных учреждений. А были еще казенные Ижевские заводы, где уровень и качество жизни рабочих были настолько высоки, что рабочие не приняли революцию и с оружием выступили против большевиков. Был и менее известный прецедент захвата ткацкой фабрики рабочими в районе нынешнего Северного Тушина, причем поддержанный местным исправником и московским департаментом полиции, в ведении которого находилось экономическое регулирование. И рабочие, избавившиеся от действительно бессовестного хозяина, наладили производство и около 10 лет успешно им руководили, более того - построили школу, библиотеку и детские ясли.
Но это были исключения из правила. А само "правило" гласило, что хозяин должен быть кровососом, вором и эксплуататором. И 99% российских промышленников, купцов и помещиков вполне соответствовали этому правилу...
Кто ж спорит, что высокообразованный генерал Мальцов был более эффективным управленцем, чем какие-нибудь не слишком-то грамотные рабочие. Но проблема в том, что мальцовы - это редчайшее исключение. В отличие от рабочих, которые по объективным причинам заинтересованы в расширенном воспроизводстве - среди рабочих воры и негодяи встречаются ничуть не реже, чем среди других слоев населения, а дураки - так может и чаще. Но выручает тут совокупный классовый интерес: каждый по отдельности, может, и урвал бы что плохо лежит да и смылся, а вот вместе они - коллектив, сила.
Именно поэтому настоящие коммунисты и вообще левые требуют передачи средств производства в руки тех, кто на них трудится, и кому это производство небезразлично. Не из озорства и упрямства требуют, а из соображений целесообразности.
Подтверждением тому - наш российский как бы капитализм. При том, что образовательный уровень населения со времен первоначального накопления резко вырос, при том, что новые "хозяева жизни" люди, как правило, высокообразованные, в новом российском капитализме нет ни одного примера, подобного мальцовскому, морозовскому, ижевскому. Зато примеров мотовства, воровства и бессмысленного расточительства - море.
Более того, попытки перейти к иной модели отношений с трудящимися, приблизиться к какому-то расширенному воспроизводству - резко пресекаются. Пример - судьба Ходорковского, который только вознамерился проделать нечто, может, всего на пару процентов повторяющее опыт Мальцова.
Зато его антипод - Абрамович, поражающий планету примерами бессмысленного расточительства - любимый кремлевский олигарх! Причем пример с Чукоткой и рядом других проектов говорит, что сам Роман может и не против был бы использовать свои финансовые возможности как-нибудь более рационально. Но, видно, вовремя понял, что тогда - головы не сносить.
Так для кого пример с Мальцовым - это пример? Для нынешних "неофеодалов" этот пример просто смертельно опасен. Представляю себе, как, допустим, Потанин вводит в Норильске собственную валюту - вполне, кстати, рациональный шаг - и тут же идет под суд по чрезвычайно тяжелой статье УК. Прикидываю как кто-нибудь из олигархов попробует построить трассу в обход федерального дорожного фонда - и опять уголовка. Система такая выстроена, что любая разумная инициатива - против этой Системы.
Именно поэтому мы настаиваем на передаче власти и на производстве и в государстве в руки производящих классов, тех, кто заинтересован в развитии, прогрессе, новых технологиях и прочих важных и даже необходимых вещах.
А взывать к разумности Системы или отдельных ее представителей не только бессмысленно, но и вредно.
Анатолий Баранов
|
|
