- Михаил Геннадьевич, в последнее время вы много говорите о революции, как я понимаю, социальной, но ведь есть и другие революции, не меньше влияющие на жизнь общества - скажем, информационная, технологическая, сексуальная, в конце концов. Ну вот информационая революция- что это?
- Информационная революция поставила все человечество в целом - и каждого из нас в частности - перед очень жестоким и болезненным выбором, вызванным сверхпроизводительностью информационных технологий. Для индустриальных технологий каждый человек был потенциальным источником прибыли. И поэтому его надо было отловить, обуздать, обучить, поставить к станку и сделать так, чтобы при этом он еще был довольным. Из последнего выросли общего массового потребления, «средний класс» и современная демократия. Качественно более высокая производительность информационных в широком смысле слова технологий ведет к тому, что для получения прибыли достаточно иметь узкий слой элиты, включая ученых и деятелей культуры, и почти столь же узкий слой людей, обеспечивающих функционирование систем жизнеобеспечения данного общества. Все остальные - не менее половины каждого развитого общества и явно более половины человечества - оказываются «лишними». Их существование становится нерентабельным точно так же, как существование основной части населения России с точки зрения либеральной парадигмы - пресловутых «экономики трубы» и свободы внешней торговли.
- Так это же ужасно на самом деле?..
- Это создает огромные экономические проблемы, связанные с потенциальным сжатием совокупного спроса, так как «лишние» люди постепенно сокращают свое потребление, которые, тем не менее, второстепенны по сравнению с социальными. Повторяю: существование основной части человечества становится нерентабельным. Выходов из этой ситуации лишь два. Если целью существования человечества остается получение прибыли, главная задача, которая объективно стоит перед ним, заключается в физическом истреблении собственной нерентабельной части. Именно в истреблении, так как поддержание их существования в любом, сколь угодно нищем состоянии означает непроизводительную трату ресурсов.
- Это же какая-то очень жесткая картина мира.
- И тем не менее, в настоящее время, насколько можно судить, стихийно решается именно эта проблема, причем в разных регионах Земли возникли три базовые модели ее решения. Население Африки (по этому же пути движется «Большой Ближний Восток») удерживается в нищете, социальном хаосе и истребляется болезнями (начиная со СПИДа). Население Латинской Америки (как и Восточной Европы, включая СНГ и Россию) утилизируется социально: бывший «средний класс» превращается в «людей трущоб», поведение которых описывается уже не столько социальными, сколько биологическими закономерностями. В обоих случаях, хотя в целом население пока не сокращается, его уровень потребления сведен на столь низкий уровень, что глобальные монополии не ощущают это потребление как убыток или упущенную прибыль. В то же время слабость инфраструктуры (в том числе социальной) делает положение населения крайне уязвимым, и его резкое сокращение может не только произойти из-за техногенных, экологических или социальных катастроф, но и пройти незамеченным развитым миром. По третьему пути, наиболее комфортному, идет развитая часть Европы: это развитие наркомании. Почти одновременное вхождение Швейцарии в Шенгенскую зону и всенародно одобренное там разрешение врачам выписывать героин через несколько лет (в силу естественного давления наркомафии) превратят ее в крупнейший наркотический центр. Масштабная же официальная кампания по распространению метадона (синтетического заменителя героина, потребляемого без риска заразиться СПИДом или гепатитом С и D) означает физическое уничтожение наркоманов: если с героина при поморщи интенсивной терапии можно «вернуть» примерно 30% его потребителей, то метадоновый наркоман не имеет никаких шансов на излечение.
- У вас получается какая-то мальтузианская картина современного мира.
- Уж какая есть. Глобальная экономическая депрессия, ускоряя обеднение американского и европейского «среднего класса» (при том, что в США этот процесс идет значительно дольше и быстрее, чем в Европе), создает предпосылки для ускоренной утилизации нерентабельной части населения Земли - причем не только в нищих, но и, по крайней мере, в части развитых стран. Над конкретными механизмами «окончательного решения» (если пользоваться нацистской терминологией) этого вопроса, насколько можно судить, уже бьются лучшие умы глобального господствующего класса «новых кочевников».
- И что, нет никакой альтернативы?
- Единственная альтернатива этой людоедской перспективе - изменение цели, а значит, и самой парадигмы развития человечества: переход массового индивида от существования ради прибыли к существованию ради совершенствования и саморазвития. Дальше всех по этому пути прошел Советский Союз, - но попытка, несмотря на колоссальные достигнутые успехи (ибо «новая историческая общность людей - советский народ» все же существовала, хотя и была создана «железом и кровью»), трагически провалилась. Сегодня механизмы и даже массовые индивидуальные (не говоря уже о коллективных) мотивы движения по этому пути остаются пугающе неопределенными. Человек в массе своей по-прежнему остается общественным животным (причем снижение среднего морального и интеллектуального уровня в последние два десятилетия вполне заметно), и не только способы, но и мотивы обуздывания звериной части природы каждого из нас при движении к столь неопределенной цели, как «личное самосовершенствование», непонятны. Однако эту проблему, под грузом которой надломилась и рухнула советская цивилизация, придется решать - под страхом наступления новых «темных веков» и драматического снижения численности человечества, в ходе которого и мы, и наши дети можем умереть значительно раньше отведенного нам природой срока, а наша культура может быть полностью утрачена.
- Как я понимаю, на этом фоне проблемы собственно России выглядят несколько мелковато?
- На этом глобальном фоне проблемы нашей страны значительно более понятны и прозаичны, хотя глобальная дестабилизация, неизбежная в любом случае, предоставляет нам дополнительный шанс. В самом деле: даже сегодня почти любая попытка начать модернизацию России вызовет жесткий ответ со стороны наших потенциальных конкурентов на Западе - как в виде мощнейшего информационного удара, так и в виде возможного выяснения источников происхождения зарубежных активов российской клептократии. Обострение же внутренних проблем развитых стран по мере развития экономического кризиса порождает в том числе и угрозу политической дестабилизации. Ведь размывание «среднего класса» не только выбивает табуретку из-под ног пресловутой западной демократии, превращая ее в пост-демократию, но и требует качественно новых инструментов обеспечения общественного порядка, несовместимых с самосознанием современных западных обществ. Соответственно, миру будет «не до России», и мы впервые с конца 80-х годов получим возможность полностью самостоятельных действий.
- Но навряд ли сегодняшний Кремль будет решать эту проблему по вашим рецептам?
- Клептократия полностью игнорирует эту возможность, - и не только из страха рассердить держателей своих активов (в этом отношении «суверенная демократия», действительно, является сувенирной в прямом смысле слова), но и из-за своей мотивации. Ведь она, существуя исключительно для личного обогащения и личного потребления, в принципе не интересуется возможностями развития страны, которую она, насколько можно понять, высосав, уже списала со счетов как «среднесрочный проект». Уход же ее с исторической сцены откроет возможность народу России самому стать хозяином своей судьбы, в том числе и исторической.
- Так ведь не уйдут!
- Уход клептократии представляется неизбежным потому, что единственным способом не то что выхода, но даже простого выживания в экономической депрессии, которую переживает весь мир, заключается в замещении государственным спросом сжимающегося (из-за груза накопленным диспропорций) коммерческого спроса. Понятно, что увеличение государственного спроса требует усиления контроля за государственными деньгами - иначе спрос будет увеличиваться не на хлеб и автомобили в своей стране, а на замки в какой-нибудь Швейцарии и на суперяхты. Однако реальное усиление контроля за государственными деньгами в современной России представляется невозможным, так как оно неминуемо приведет к ограничению коррупции. А такое ограничение с экономической точки зрения будет означать подрыв благосостояния правящего класса (клептократии), а с юридической, по всей видимости, - вообще подрыв основ государственного строя, столь заботливо созданного в 2000-е годы. Отсутствие же контроля за вынужденно растущим государственным спросом (не только бюджетным) приведет к тому, что средства государства, как это было в начале 90-х, перед дефолтом и прошлой осенью, пойдут на валютный рынок, размывая международные резервы. Когда они кончатся (как в августе 1998 года кончились средства федерального бюджета), произойдет обвальная девальвация, которая породит системный кризис (и, в частности, обрушит современное государство, существующее ради личного обогащения клептократов).
- А вот завтра нефть подорожает, и элита будет по-прежнему шиковать и плевать на все алармистские прогнозы?
- Понятно, что дорогая нефть и согласие внутри нашей «тандемократии» несколько отсрочат, а дешевая нефть и обострение внутри- и межклановых разборок, наоборот, приблизят реализацию этого сценария, но в принципе она представляется неизбежной. «Развилка» наступает после нее: если Россия сумеет возродить относительно вменяемое государство, ответственное перед ней и ее народом (хотя и не «по-хорошему» - из-за демократии, которой неоткуда взяться и не от кого родиться, а «по-плохому» - из-за страха перед повторением системного кризиса), ее развитие возобновится. Генетическая же склонность к совести и нестяжательству, отмечаемая даже Чубайсом, теоретически может позволить нам вновь стать примером и путеводной звездой для всего человечества.Если же в ходе системного кризиса не удастся воссоздать ответственное государство (или оно окажется ответственным, но некомпетентным), Россия не просто территориально распадется - она исчезнет как цивилизация, как культура.
- А в чем ваша программа по выходу из кризиса?- Программа-минимум понятна и давно уже сложилась в сознании почти каждого таксиста. Она состоит из пяти основных элементов. Прежде всего, необходимо ограничить коррупцию. Помимо личной воли руководства страны и обеспечения действенного контроля государства за своим имуществом, для этого необходимо освобождать от ответственности взяткодателей, сотрудничающих со следствием, как это сделано в Италии и США. Вторая необходимая мера - конфискация активов, при помощи которых можно оказывать влияние на общество (то есть, грубо говоря, не квартиры и брюк, а замков и заводов), членов организованных преступных группировок (включая всех коррупционеров), не сотрудничающих со следствием. Кроме того, необходимы тщательное судебное расследование российских реформ (своего рода новый Нюрнбергский трибунал) и отчет всех политиков и чиновников, занимавших с 1987 года должности старше заместителя начальника департамента федерального министерства, об источниках имущества своих семей. Не сумевшие отчитаться должны быть пожизненно лишены права занимать государственные и выборные должности, а также вести юридическую деятельность в любом качестве.
- И все?
- Как ни удивительно, этих простых мер достаточно. Второй элемент - ограничение произвола монополий. Для этого необходимо обеспечить прозрачность структуры цен всех монополистов и дать антимонопольному органу право (существующее, например, в Германии) при подозрительных колебаниях цен сначала возвращать их на место, а потом уже проводить расследование (так за время его проведения ущерб, нанесенный монополистом экономике, может оказаться необратимым). Третий элемент необходимой политики - разумный протекционизм, хотя бы на уровне современного Евросоюза. Ведь все, что производит Россия, Китай делает дешевле, а примерно в половине случаев - еще и лучше; если мы хотим восстановить свою промышленность и вновь научиться что-то производить, мы должны отгородиться от непосильной для нас внешней конкуренции. Разумеется, это должно быть дополнено принуждением производителей к технологическому прогрессу (как введением стандартов, так и более прямым образом), без которого протекционизм будет способствовать не развитию, но монополистическому загниванию, как это случилось с автомобилестроением. Описанные три элемента политики возрождения России создают предпосылки развития, минимально необходимые для него «правила игры».
- А после предпосылок что, можно лечь на печку и ждать, что все сделает "невидимая рука рынка" или "объективные законы развития общества"?
- Для самого развития нужен рост массового спроса. Увеличение массового спроса достигается гарантированием гражданам России экономического выражения права на жизнь - доходов в размере прожиточного минимума. Разумеется, этот минимум должен быть реальным (а не находиться на уровне пайка немецких пленных в советских лагерях в сентябре 1941 года) и дифференцироваться по регионам в зависимости не только от уровня цен, но и от климата (так как в холодных районах людям нужно больше мяса и тепла). При наличии детей гарантируемый минимум должен быть социальным, позволяющим воспитать их полноценными членами общества, а не озлобленной шпаной. Для поддержания нормального положения рабочих, а значит, спроса с их стороны, их представители (избираемые Советом трудового коллектива) должны входить в Советы директоров акционерных обществ в качестве независимых директоров с числом голосов, позволяющих им накладывать вето на проект любого решения. Наконец, финансовая помощь регионам должна быть ориентирована прежде всего на обеспечение его жителям гарантированного минимума, а не на приближение их «бюджетной обеспеченности» к абстрактному среднероссийскому уровню.
- Вы говорили про пять пунктов.
- Пятым элементом политики возрождения должна стать технологическая модернизация инфраструктуры, в первую очередь ЖКХ, автомобильных дорог и электроэнергетики. Она обеспечит колоссальный рост внутреннего спроса и за счет этого - кардинальное оздоровление инвестиционного и в целом делового климата. Ограничение же государства преимущественно рамками естественных монополий сведет к минимуму риск его недобросовестной конкуренции с бизнесом, сковывающей полезную для общества часть предпринимательской инициативы. Однако существование национального консенсуса вокруг этой программы-минимум не имеет никакого смысла, так как нет государства, которому можно было бы предложить эту программу-минимум. А это значит, что техническую по своему характеру программу-минимум сможет воплотить в жизнь лишь тот, кто сначала воплотит в жизнь политическую программу-максимум. Ее суть - взятие власти в условиях системного кризиса или хотя бы действенное принуждение государства к ответственности и компетентности в его ходе.
- Ну, понятно, вы будете брать власть, а вам ее будут не отдавать. А что делать простому человеку, которому многое непонятно и потому безразлично?
- Что делать в этой ситуации, в этом поле смыслов и перспектив отдельно взятому человеку - ведь наше общество, даже в регионах, предельно разобщено, атомизировано, мы в массе своей именно такие, «отдельно взятые»? Наиболее естественна привычная общественная пассивность и концентрация всех сил на выживании своей семьи: интенсивный поиск приработков и конвертация «заначки» в валюту. Однако по мере развития кризиса сторонники этого стиля поведения с ужасом обнаруживают, что отказ от общественной и политической активности более не гарантирует привычного, «нормального» существования. Заключенный в начале 2000-х годов пакт «потреблятства» в одностороннем порядке разорван коррумпированным, насквозь прогнившим государством, - просто «дорогие россияне» этого еще не поняли. Растущее понимание этого самоочевидного факта, к которому представители каждой социальной группы будут идти своим собственным извилистым путем, будет вынуждать нас объединяться для защиты своих хотя бы наиболее насущных интересов.
- Каких, например?
- Да любых - права на трехразовое питание, на крышу над головой, свет и горячую воду. При этом сразу же будет выясняться, что, поскольку интересы граждан попираются в конечном счете клептократией, являющейся главным совокупным эксплуататором, любое объединение граждан для защиты своих прав (или хотя бы для болтовни об этих правах) воспринимается клептократией как прямая и явная угроза и вызывает немедленное жесткое противодействие. Почти любой россиянин, по недоразумению или недомыслию полагающий, что у него есть какие-то права, воспринимается правящей клептократией как политический враг, подлежащий в лучшем случае политической же нейтрализации. Поэтому, несмотря на стойкое отвращение к политике, привитое демокрадами и иными политическими спекулянтами, неизбежная, вынужденная защита своих прав россиянами неминуемо примет, как принимает уже сейчас, характер политической борьбы. Это обеспечивает появление новой политики - не традиционного хождения с флагами и сотрясания воздуха речами разной степени бредовости, но отстаивания конкретных интересов конкретными группами людей. По мере нарастания кризиса этих интересов и групп будет становиться все больше, и они постепенно начнут смыкаться друг с другом, образуя единый антиклептократический фронт. Индивидуум, полагающий, что у него есть права, должен уже сегодня готовиться к их защите, - и, соответственно, к участию в этом антиклептократическом фронте, - создавая соответствующие общественные сети и ячейки сопротивления.
- А если неохота?
- Это ужасно неприятно, и каждый из нас с удовольствием потратит время на что-то более приятное и полезное - от попивания пива перед телевизором до коллекционирования представителей различных пород домашних тараканов. Однако кризис неумолимо будет лишать нас привычного и ставшего необходимым, даже мизерного уровня благосостояния, и нам рано или поздно все равно придется вставать на защиту своего маленького мирка, своего квартирного благополучия, создавая из своих знакомых отстаивающие свои интересы группы. Чем раньше каждый из нас начнет защищать свои интересы, тем большую их часть ему удастся защитить. Безропотные же «терпилы» лишатся всего. При этом, как бы мы ни хотели избежать политики, наша борьба за свои интересы неминуемо примет политический характер, - хотя бы потому, что будет восприниматься в качестве таковой правящей клептократией.
|
|
