И еще о "технологических ловушках" в социальном плане

Я не раз писал о так называемых «технологических ловушках» - ситуации, когда увлечение крайне эффективной технологией приводит к специализации на ней, и соответственно, к невозможности существования подобной системы, когда эта технология перестает работать. Также я неоднократно писал, что подобное относится не только к технологии, а справедливо для огромного количества иных ситуаций. И, разумеется, наиболее опасными «технологические ловушки» бывают для социальных и экономических систем, в частности, для общества. Причем в некоторых особых случаях последствия попадания в «технологическую ловушку» бывают весьма глобальными.

Особо хочу отметить, что «технологическую ловушку» стоит отличать от «ловушек» иных типов, поскольку особенностью этого типа «ловушек» является видимая крайне высокая эффективность в начальный период. Из-за этого «ловушки» данного типа очень тяжело избежать. Другой особенностью «технологической ловушки» является свойство захватывать окружающие системы, вовлекая их в свое «пространство». Вот это свойство является одним из самых неприятных, особенно в «социальном» случае, так как приводит к поглощению попавшим в ловушку социумом тех обществ, которые могли бы дать альтернативный путь развития. Для того, чтобы пояснить это, позволю привести, если так можно сказать, хрестоматийный пример.

Общеизвестно, что все дороги ведут в Рим. Из всех государств Древнего мира (за исключением, быть может, Китая) Pax Romana является наиболее мощным образованием. Преклонение перед Римским Миром особенно возрастает, если припомнить, что наступило после него. Действительно, передовая цивилизация, имеющая столь неоспоримые блага, как римское право и единое культурно-экономическое пространство, охватывающее практически все Средиземноморье. Цивилизация, в которой были водопровод и канализация, многоэтажные города из мрамора и дороги, сохранившиеся до нашего времени. Наконец, цивилизация, демонстрирующая удивительную веротерпимость, при которой могло существовать десятки религий - что особенно важно, если припомнить, что религиозная резня стала особенно популярным местным развлечением после заката Империи. И эта цивилизация вдруг неожиданно пала, обратившись темным пятном раннего Средневековья, с религиозной нетерпимостью, варварством и антисанитарией.

Поэтому падение Рима переживается как трагедия человечества, наверное, с эпохи Возрождения. Разумеется, для обоснования этого падения всегда находились причины: во-первых, это варвары, которые, как известно, Рим сожгли, распахали и стали пасти коз на Форуме. А во вторых, это разложение и разврат в самой Империи, когда римляне забыли свои древние обычаи и стали предаваться исключительно удовольствиям, в том числе самым противоестественным. Кстати, последнее надолго стало любимым козырем всевозможных моралистов, считавших нужным попрекать «свое» поколение увязанием в том же разврате. Дескать, и вам грозит повторение судьбы великого Рима. Именно подобная причина стала популярной в Европе с «той самой» эпохи Возрождения.

Нельзя сказать, чтобы эти страхи моралистов были совсем беспочвенны: европейская аристократия, в целом, старалась не отставать от пресловутых римских цезарей, устраивая одну оргию за другой. Но обещанный моралистами крах все не наступал. Разумеется, христианский мир (который пришел на смену Pax Romana) мог терпеть локальные неудачи, но в целом его дела шли все лучше и лучше. Вопреки оргиям и разврату Европа смогла стать мировым гегемоном и вместо того, чтобы оказаться захваченной варварами, умудрилась сама этих варваров захватить. Уже одно это намекает на тот момент, что и варвары, и разврат в моменте гибели античности глубоко вторичны. Оставался еще «религиозный момент», гласящий то, что Римская империя исповедовала «неправильное язычество», а Европа - правильное христианство. Правда, и этот фактор был крайне слабым: ну, во-первых, к определенному моменту гегемония правильной (католической) веры в Европе пришла к концу, уступив место всевозможных протестантским течениям. А во вторых, как раз перед своим развалом Римская империя и приняла Истинную Веру. Что, впрочем, не помогло.

Так что и религия, и мораль оказывались, в общем-то, в стороне от истинных причин падения Рима. Впрочем, вернее говорить не просто о конце Римской Империи, но о гибели целой сверхцивилизации, именуемой Античностью. Случившееся при этом явно выходит за рамки разрушения одной общественной системы и охватывает кризис более высокого уровня. Одно это уже свидетельствует, что в его основании лежали какие-то более фундаментальные причины, нежели падение морали. В поисках этих причин многие обращали внимание на рабство, как основу римской экономики.

Подобное предположение высказывалось еще христианскими богословами, видящими в рабстве нарушение христианских норм. Правда, они упорно не желали видеть и тот момент, что рабство, как таковое, продолжало сохраняться и после принятия христианства по всему континенту, начиная от Восточной Римской империи и заканчивая Британией. Более того, общеизвестно, что знаменитая Гражданская война в США 1861-1865 годов осуществлялась как раз ради освобождения части населения от рабства, а в ряде стран, например, в Бразилии, реальное освобождение рабов произошло только к концу XIX века.

То есть весь период взлета европейской цивилизации рабство спокойно существовало и ничуть не мешало общему развитию.

На самом деле, конечно, можно заметить существенную разницу в рабстве «классическом» и рабстве последующих веков. Да, рабы были нормальным явлением вплоть до недавнего времени, но только в случае с Древним Римом можно говорить об исключительном значении их труда. В рабовладельческом мире Pax Romana выделяется тем, что в нем (по крайней мере, в центральных провинциях) крупному рабовладельческому хозяйству (вилле) удалось вытеснить парцеллярное крестьянское хозяйство. Начиная с древности и до недавнего времени крестьянское нетоварное (или мелкотоварное) производство было основой мировой экономики, и лишь в недавнее время модернизация сельского хозяйства смогло переломить эту тенденцию (по крайней мере, для развитых стран).

Но в Pax Romana такой перелом произошел задолго до появления тракторов и минеральных удобрений. Дело касалось, впрочем, не только сельскохозяйственного производства. Прекрасная римская архитектура тоже строилась многими тысячами рабов. Все эти мраморные дворцы, бани, храмы и театры, что восхищают людей тысячи лет спустя, все эти дороги, мосты и статуи, цирки и театры, водопровод и канализация - все это создано благодаря рабскому труду. Именно он позволил поднять на поверхность миллионы тонн мрамора, перевезти на то место, где его изначально не было, и соорудить всю эту прелесть. Разумеется, рабский труд и ранее позволял создавать множество уникальных творений культуры, начиная, наверное, с египетских пирамид, но именно в Римском Мире это создание стало массовым. Следы высокой культуры распространились по всему Средиземноморью - их можно найти и во Франции, и в Турции, и в Магрибе.

Но влияние рабского труда не ограничивается одними материальными воплощениями. Не меньшее значение, нежели здания, имеет создание мощнейшего культурного пространства, аналога которому не было в течении столетий после распада Империи. Как уже сказано выше, оно обеспечивало религиозное и культурное единство огромного региона. Но базировалось все это великолепие на том прибавочном продукте, что производили римские рабы - именно данный аспект позволял существовать не только огромному числу ораторов, драматургов, философов, артистов, певцов и религиозных проповедников. Но и огромному числу их «паствы» - то есть людям, имеющим время, свободное от добывания хлеба насущного, достаточного для того, чтобы задумываться о «высоких материях».

В последующие эпохи это условие было разрушено: для крестьянина, с утра до ночи возделывающего тощее поле, нет времени размышлять о сущностях философии или восхищаться игрой знаменитого артиста. Только с ростом урожайности полей и новым ростом городов (производящих повышенный прибавочный продукт) в Европе времен Возрождения возникла среда, хоть сколько-нибудь напоминавшая античную. Что и дало соответствующий «выхлоп» в виде появления сравнимой с античностью культуры.

Но почему же только Рим смог достичь столь высокого уровня рабского труда? Ведь рабство - как сказано выше - абсолютно нормальное явление для человечества. Дело тут вот в чем: при всех благах, что дает рабовладение, оно имеет один недостаток. В рабстве не заложена концепция воспроизводства рабочей силы. «Почему? - скажут многие - Ведь рабыня может рожать будущих рабов?»

Может-то может, но ведь родить ребенка - не значит получить готового работника. От того момента, как новый человек появляется на свет, до того, как он сможет в полную силу выполнять требуемую работу, должно пройти не менее полутора десятков лет. За это время ребенок должен потреблять ресурсы, но не может ничего давать. Именно этот процесс и называется воспроизводством рабочей силы, и именно он ограничивает степень эксплуатации работника хозяином. На самом деле преимущества рабства тут весьма туманны: следует допустить свободное время у рабыни для занятия с детьми, и при этом надо кормить и мать, и ребенка. Понятие «говорящего орудия» при данной ситуации очень сильно ограничивается, а рентабельность процесса снижается.

Но если «естественное воспроизводство» рабства есть спорный вопрос, то как тогда объяснить его столь высокую популярность в течении тысяч лет? На это есть один ответ: рабы почти никогда не «воспроизводились» естественным путем. На деле, вместо того, чтобы выращивать раба, много проще сделать его из свободного человека. То есть продать в рабство. Именно этот процесс приводил к существованию огромного числа невольничьих рынков вплоть до недавнего времени. От ассирийцев, превращавших в рабов жителей захваченных ими городов, до англичан, вывозящих из Африки полные трюмы «живого товара». Причем в процессе «пересылки» последних к месту работы процесс «выбраковки» составлял более 100%, то есть более половины их умирало в пути. Впрочем, у ассирийцев, вполне возможно, было еще хуже, только точного учета никто не вел. Но тем не менее, наличие «внешнего источника воспроизводства» делало такие операции коммерчески выгодными.

То есть рабовладение есть способ производства, при котором максимальная эффективность достигается только при условии «внешнего источника» рабов. Желательно неиссякаемого. Именно в этих условиях рабовладение оставляет далеко позади все возможные до недавнего времени способы производства. В античный период главным источником рабов были всевозможные войны. Источником же войны была полисная организация общества - когда каждый укрепленный город представлял собой политический субъект. Именно эта форма давала возможность использовать максимально выгодное рабовладельческое производство.

Так вот, основа мощи, культуры и экономики Pax Romana - именно то, что Рим стал самой совершенной рабовладельческой машиной в истории. Никогда ни до этого, ни после человечество не создавало подобного. Знаменитые римские легионы были ни чем иным, как важнейшей частью римского хозяйства. Ведя победоносные войны и захватывая соседей, они приносили не только землю, но и самое главное - миллионы рабских рук - главную экономическую силу государства. Я не буду подробно рассматривать причины данного положения. Они давно изучаются историками, написавшими по этому поводу множество монографий. Но, по сути, эти причины не особенно важны. Дело в том, что в любой ситуации всегда найдется тот, кто использует ее наилучшим образом.

Для рабовладельческого общества это оказался Рим - и поэтому он стал основанием того Pax Romana, который мы знаем.

Но важно одно - вступив на свой путь, Рим уже не мог остановиться. Он попал в ту самую «технологическую ловушку», о которой я писал в самом начале. Суть ее в том, что полученные с помощью «добытых» рабов ресурсы лучшим образом инвестировались опять-таки в добывание рабов - то есть военное дело. Все иные инвестиции давали меньшую прибыль и, разумеется, не имели столь высокой привлекательности.

Это сделало римлян законодателями военного дела до начала XX века (можно вспомнить хотя бы, сколько раз употребляется термин «Канны» в произведениях военных теоретиков). Но не только. Как ни удивительно, но данный «военно-рабовладельческий бизнес» привел к огромным инвестициям в культуру и искусство. Ведь можно увидеть, что император есть не что иное, как топ-менеджер огромной рабовладельческой корпорации. Этот пост настолько привлекателен, что ради получения или удержания этого места претенденты не останавливались ни перед чем: ни перед убийствами, ни перед бесплатным кормлением «избирателей», ни перед строительством роскошных сооружений. Все равно затраченные на это деньги императоры, консулы и трибуны многократно возвращали из награбленной в походах добычи. И в этом плане «соревнование в роскоши» была вполне обоснованной и рабочей стратегией.

Могло показаться, что это предельный случай рабовладельческой экономики не может уничтожить ничто. Даже уничтожение в войнах собственных солдат не представляло большой проблемы: при наличии средств не было проблем для привлечения новых легионеров из окружающего мира. Более того, привлечение наемников способствовало дальнейшему усилению господства Рима - так как эти «новые легионеры», в свою очередь, не становились воинами противостоящих Риму государств.

Но «технологическая ловушка» потому и есть технологическая ловушка, что попав в нее, невозможно выбраться, по крайней мере, «живым». Ее основу составляет использование некоего сверхэффективного ресурса, после исчерпания которого система становится непригодной к дальнейшему существованию. Выше уже сказано, что основанием эффективности рабовладельческой экономики было получение уже готовой рабочей силы в виде рабов, без затрат на ее воспроизводство. В теории выходило, что Империя должна была расширяться равномерно, по мере роста захватывая все новые территории, богатые рабами. Но это в теории.

На практике дело уперлось в ряд ограничений. Во-первых, на поддержание существования имперской территории по мере роста Империи уходило все большее число ресурсов. Строительство дорог, содержание гарнизонов и прочая имперская деятельность увеличивала затраты «рабовладельческой корпорации».

Во вторых, все осложняется тем, что захватываемые территории были далеко не однозначны. Приоритетными были, конечно, те страны, что имели высокую плотность населения и, соответственно, высокую сельскохозяйственную продуктивность (она выступала дополнительным бонусом к массе рабов). Например, Египет. Но за границами так называемого «плодородного полумесяца» ситуация была гораздо хуже. Упершись в покрытую лесами Германию на Востоке, Империя вместо быстрого приобретения рабов была вынуждена довольствоваться медленным «выцарапыванием» их из этих лесов. С южным направлением была та же засада, только вместо лесов были пустыни. С Севера - Империя уперлась в море, которое стало естественной преградой экспансии - уже удержание Британии превратилось в нетривиальную, а следовательно, крайне затратную задачу.

И наконец, не следует упускать тот момент, что, будучи непобедимой военной машиной в целом, на локальных участках римские легионы могли быть слабее, чем противник. Особенно сильно это проявлялось, когда Рим выходил за привычные рамки Средиземноморья. Уже столкновение с Парфянским царством стало для Рима борьбой на пределе возможностей. А бронированная сарматская конница поставила предел имперской экспансии на Восток. Империя даже вынуждена была выплачивать дань аланам, чтобы сохранить господство в Дакии - что с точки зрения «рабовладельческой корпорации» крайне неприятное дело.

В общем, в один прекрасный момент Римская империя уперлась в границы, которые преодолеть уже не могла. «Дешевых рабов» больше не было, а дорогие ломали эффективность рабовладельческой экономики. Эффективность «псевдоиндустриальных» латифундий в отсутствие постоянного притока рабов падала. Удивительно, но при всей своей высокой культуре, в том числе и сельскохозяйственной (можно упомянуть, например, сочинение «De agri cultura» Катона Старшего, которое было популярно в Европе через несколько столетий) в «практической сфере» римляне не особенно продвинулись. Несмотря на то, что уже был изобретен тяжелый конный плуг, косилка, водяная мельница и другие технологии, которые могли бы стать основой модернизации хозяйства, массового применения их не произошло. Дешевый рабский труд не требовал интенсификации, а также не позволял применять сложные орудия. В результате, как и в глубокой древности, в основном применялся легкий плуг (если не мотыга), серп и ручная мельница. И чуть ли не основной сферой применения технических новинок выступала сфера развлечений, где в огромных цирках сложные машины позволяли устраивать невероятные шоу.

Кроме того, огромные траты, которые несли императоры (и вообще весь патрицианский «топ-менеджмент») ради того, чтобы удержаться «наверху», также оказались не «масштабируемыми». Дело в том, что уменьшение трат означало снижение поддержки масс, не говоря уж о солдатах, что было чревато падением. В итоге до самого конца Империи ее властители вынуждены были вкладывать все снижающиеся доходы не в поиск новых путей развития, а в поддержание своего авторитета путем роскошных трат.

В итоге все это вылилось в печальный конец рабовладельческой Империи. Впрочем, об этом конце сказано и написано колоссальное количество работ. Но на самом деле, все сказанное тут относится не только и не столько к истории Pax Romana. Как сказано вначале, это только хорошо знакомый всем пример «технологической ловушки». Попав в «ловушку» дешевой рабской силы, римское общество уже не смогло покинуть ее иначе, как через разрушение. То же самое, что было силой Рима, оказалось и его слабостью.

Захват рабов позволил Риму обойти «нижний порог эксплуатации», определяемый стоимостью воспроизводства рабочей силы, и обеспечить неслыханную до этого эффективность. Это кажется нарушением закона минимальной стоимости, но на самом деле, никакого парадокса тут нет. Рим просто «съел» то, что было накоплено задолго до него. Его могущество стало возможным только потому, что он получил в свое распоряжение крайне развитой и богатый мир Средиземноморья. Столетиями он «высасывал» из него ресурсы и сбрасывал в него свою энтропию, будучи за счет этого непобедимым. Этот путь помог Риму создать ту самую культуру, которая восхищает нас до сих пор. Но обратным результатом данной особенности было то, что Pax Romana должен был умереть. Полностью, без какой либо надежды на возрождение.

После конца Империи наступил период Темных Веков, и человечеству понадобилось несколько сотен лет, чтобы во многих областях вернуться к античному состоянию. Причем в некоторых областях, скажем, в сфере городских коммуникаций к античным нормам пришли лишь в XVIII-XIX веках, а в некоторых гуманитарных сферах, например, в области достижения веротерпимости, античный уровень был достигнут только к XX веку. Но и вновь восстанавливающаяся культура в любом случае не может рассматриваться как полностью наследующая античной, она имеет совершенно иные корни и, по сути, является творением «по мотивам». Великая античная культура умерла вместе с Римским миром. Восточная Римская Империя, которая вроде бы наследовала Pax Romana, не смогла стать прародителем новой цивилизации, а так и осталась локальным явлением. Разумеется, это не отрицает роли Византии в создании Славянского мира, в том числе и Руси-России, но славяне, так же как и остальные европейцы, не стали полноценными наследниками античности. Римский Мир оказался завершением античного периода навсегда.

В общем, на примере Pax Romana можно увидеть, как некая общественная система, достигнув предельного значения и угодив в «технологическую ловушку», оказывается способной прервать длительный культурный процесс, выходящий за ее пределы, стать своеобразным «социальным вампиром». Но только на определенное, довольно короткое время. К счастью, долговечное существование социумов в «предельных состояниях» невозможно. Время господства Вечного города составляло не более 300 лет - время, небольшое даже по меркам одной общественной системы. Это дает надежду на то, что новая общественная система будет обязательно создана, хотя, конечно, время, потраченное на создание культуры, сравнимой с уничтоженной, будет потрачено немалое.

Рассмотрев пример Древнего Рима, вернее, период Римской Империи, и уяснив суть «технологической ловушки» применительно к социальным системам, можно понять, какими качествами должно обладать общество, попавшее в эту ловушку, и какие последствия будут от этого и данному обществу, и окружающим. На самом деле, теперь нетрудно найти империю, которая бы столь сильно походила на Pax Romana. Это, разумеется, самое могущественное государство современного мира - США. По видимому, с той поры, как Рим стал абсолютным гегемоном Средиземноморья, вряд ли существовали иные государства, которые так близко подходили к римскому могуществу. Ни Испанская Империя периода расцвета, ни Великобритания Викторианского периода, ни еще кто-то другой не имел столь же мощной власти над остальным миром. Я не буду подробно касаться природы американского могущества, это сделано до меня не один раз. Повторю только то, что уже сказал про Рим: в любой ситуации всегда найдется тот, кто использует ее наилучшим образом.

Но главный вывод, который можно сделать из всего вышесказанного состоит в том, что не стоит стремиться в сферу влияния того социума, который вступил на этот путь. От Рима остались дороги, цирки и акведуки, «De Rerum Natura» и латинский язык . От тех народов, рабы которых выстраивали Pax Romana, как правило, ничего не осталось. Став римскими провинциями, они лишились возможности найти свой пут развития, и это привело Средиземноморье к катастрофе. Дальнейшее движение пришлось развивать на основании варварских культур с огромными потерями во времени. Причем вышесказанное не означает, что поглощенные Римом социумы были какими-то особенно развитыми или высококультурными - как раз нет, Рим в основном превосходил свое окружение, «подпитываясь» культурой поглощаемых народов. Дело то в другом: в том, что его культура имела четкую границу «сверху», и рано или поздно, но трагическая развязка должна была наступить.

То же самое можно сказать и про США и Западный мир (как аналог Pax Romana): вопрос не в том, насколько этот мир привлекателен и прогрессивен, а его окружение регрессивно и дико. Вопрос в том, что если этот мир попал в «технологическую ловушку», то он обречен на исчезновение. Рано или поздно. И тут уж придется выстраивать культуру из «того, что имеется», и хорошо, если это имеющееся не будет исчерпываться исламским фундаментализмом или еще чем-то подобным. Разумеется, человечество все равно не вымрет, и более того, развитие цивилизации все равно не остановить, но иметь «паузу» хотя бы в сто лет крайне нежелательно.